Да, меняется мир вокруг Варламова. И чем дальше, тем быстрее. Когда-то и он был гетеросексуален. Ещё как. Ирку любил одну всегда, но налево сходить пару раз ухитрился. Зачем? Убей, он не знает. Наверное, из-за этой самой гетеросексуальности. А сейчас, как будто глаза открылись. Как Шопенгауэр говорил: «только тот, чей мозг затуманен сексуальным импульсом, может называть эти создания с широкими бёдрами, прекрасным полом». Правда, он дурак был, если так говорил. Про затуманенные мозги правда, а дальше дурак, хоть и Шопенгауэр. К тому же говорил одно, а сам за женщинами волочился ещё как, аж сифилис подхватил. Может поэтому и озлобился.

В межгаражном пространстве показалась сгорбленная широкоплечая фигура Вадика. Вадик кандидат в мастера по борьбе. Ну, сейчас уже бывший. До последнего времени он работал преподавателем на кафедре физвоспитания в политехническом институте. Но уже и тогда хорошо выпивал. Студенты его и доконали своими подношениями перед сессией, когда нужно было получить зачёт.

Вадик остановился перед сидящим на раскладном стуле Варламовым и, расставив ещё мощные руки так, как будто он обнимал бочку, стал в борцовскую стойку.

– Давай сборемся! – мотнул он лысеющей головой.

Варламов улыбнулся. Он и сейчас борец, Вадик. Но уже только в душе. А так – руки дрожат, глаза слезятся. Сейчас будет на пиво просить.

– Дай пятнадцать рублей, – сказал Вадик, склонив набок голову. – Трубы горят.

– Долго думал, Вадик, у кого попросить? – спросил Варламов.

– Так я ж отдам, – удивился Вадик. – Ты ж типа учёный, да? Ну, бывший. Пенсия, небось, ага?

– Пенсия… Не зли меня, Вадик, я тебя прошу. Не расстраивай. Смотри, какой денёк. А ты всё бухаешь. Не надоело?

Вадик округлил глаза и в изумлении пожал плотными плечами:

– Так я же встал на путь исправления! Только вот пива и всё. Железно! Слово офицера!

– А ты что – офицер?

– Нет, – удивился Вадик, – с какой стати? Дай на пива попить, а?

Варламов знал, что Вадик в таком состоянии способен канючить часами. Порывшись в карманах комбинезона, он нашёл десять рублей и протянул их Вадику.

– Может мелочь есть? – внимательно прищурился Вадик.

– Сейчас поссоримся, хочешь?

– Эх, – Вадик горестно махнул рукой и, пошатываясь, зашагал к своей будке.

…Да, так вот выходит, что согласно Большой теореме Гёделя собственный маразм засечь невозможно. Чтобы полно описать систему, нужно оказаться вне её. Вот оказался Варламов вне своей молодости, и только тогда стало видно, что это на самом деле было. Кто-то из великих сказал, что с тремя вещами вот так. Как окажешься вне их, так и видно становится, что это было. А три вещи эти – молодость, здоровье и свобода.

Только Варламов ещё бы добавил – жена. Кто же это сказал? Кажется, тот же Шопенгауэр. В старости этот тип общался только со своим пуделем Бутцем. Зажигал новомодные стеариновые свечи и рассказывал ему долгими вечерами, каков негодяй этот Гегель. А верный Бутц каждый раз, услышав это имя, шевелил ушами и тихонько рычал в ответ.

Вот и Варламов так, только пуделя у него нет. Вообще, никого нет, хоть шаром покати. Иногда, когда он вот так сидит на раскладном стуле, к нему приходит гаражная собака Лизка. Она кладёт крупную жёлтую голову ему на колени, смотрит на него умными грустными глазами и слушает.

– Что, Лизавета, грустишь? Скоро лето, не грусти… – качает седой головой Варламов. – Сколько нам ещё топать осталось? Не знаешь? А что ты, вообще, знаешь? И я не знаю… Ничего не знаю. Ничего…

Как-то неинтересно стало ему с гаражными. Вообще, с людьми. Вот и сейчас мужики собирались в пустом гараже Кондрюцькова и выпивают. Неинтересно потому, что Варламов знает наперёд все их разговоры под водочку. Мужики в основном все за сорок, поэтому женская тематика уже сильно сведена на нет. Но Нинель вспомнят обязательно, да и то, как председателя их кооператива. Нинель тёртая женщина и дела кооператива она ведёт мудро. Мудро, потому что их кооператив «Радуга», хоть и большой, но незаконный. Так говорит Нинель. Нелегитимный с точки зрения действующего законодательства и подзаконных актов. И поэтому время от времени его хотят снести. Тогда Нинель собирает деньги и относит их адвокату. По словам Нинель, этот адвокат проделывает титаническую работу, чтобы кооператив не снесли, а, напротив, узаконили.

Бежит с плеском по пластмассовым стаканчикам водочка, хрустят солёные огурцы, заходит за крыши гаражей апрельское солнышко, и течёт неспешно и основательно мужская беседа. Вот кто-то сказал, что Нинель была какая-то сильно нервная на последнем собрании. А кто-то сделал предположение, что это от того, что её муж, долговязый очкарик, плохо ухаживает за ней по ночам. И все начали гоготать. Потом кто-то заметил глубокомысленно, что нынешний мужчина ослабел по мужской части, а женщины остались крепкими. И это неудивительно, всё из-за сложной экологической обстановки и постоянных стрессов, которые сказываются на уязвимых мужчинах.

И так бывает каждый раз. Сейчас начнут интересоваться друг у друга, видел ли кто этого самого адвоката хоть раз в глаза. Окажется, что нет, а денег уже собрали ого сколько. Может, и нет никакого адвоката, Нинель всё придумала, а что?

Потом, выпив почти всю водку, сойдутся на мнении, что таки да, нет в жизни правды. И счастья нет. Но правда будет. Такой тост даже у них есть.

Мужики разлили остатки водки в пластмассовые стаканчики и произнесли последний тост:

– Правда будет!