Выйдя вечером в эфир, я перебросился парой дежурных слов с далёкой Р-7. Говорить было особо не о чем. Я выпил пива. И чтобы хоть как-то продолжить разговор, написал, что купил полотенце. Она вяло поинтересовалась – зачем да какое? И тут я, никак под воздействием алкоголя, возьми и ляпни: это полотенце я купил тебе! Чтоб было в чём из моей ванны выйти, когда приедешь ко мне в отпуск. Реакция оказалась совершенно непредсказуемой, если не сказать – неадекватной. Что тут началось!

* * *

Я встал с дивана, заварил пачку «Роллтона» и уставился в окно. До пяти оставалась ещё уйма времени. Чем дольше живёшь, тем больше времени проводишь не составляя планы, а предаваясь воспоминаниям. Из моего окна виднелась половина церкви. Когда я заезжал в эту квартиру, церковь была видна целиком, и я порадовался, что хоть первый этаж, а есть какой-никакой вид из окна. Я не то чтобы истинный христианин, но крещёный и ношу на шее не самый маленький серебряный крест. Дом стоял высоко, окна первого этажа возвышались над тротуаром метра на три – ниже подо мной в полуподвале находился какой-то то ли офис то ли склад. Но через два года на свободные прогалины налетели бульдозеры и сваебойки, грузовики привезли бетонные плиты и нерусских строителей, и между мной и церковью начал расти дом. Половину храма уже скрывала красная кирпичная стена с плакатом «Продам долевое». Судя по скорости строительства, любоваться золочёной луковкой мне оставалось ещё месяца три – четыре. Я смотрел на храм, и до меня доносился колокольный звон, перебиваемый шумом стройки и рёвом двигателя подъехавшего мусоровоза. Какофония звуков большого города. Винегрет из тел, желаний, чувств, домов, собак, крыс, интересов, светофоров и машин. Как в этом месиве можно понять и разобраться – кто тебе дорог и близок по духу, если взамен церкви появляется плакат «Продам долевое»? Как найти того, кому можно доверять? С кем можно хотя бы просто выпить и поговорить, если даже родной отец брал по рублю за то, что подвозил меня на своей машине до института? Чем больше людей вокруг, тем сложнее выбор. Вот, я сейчас убиваю время и жду, когда можно будет вернуть чужой телефон чужому человеку. И времени свободного – вагон, и можно пол помыть, и грушу побить, и почитать, но я просто лежу на диване или смотрю в окно и зачем-то вспоминаю Р-7. Мою несбывшуюся надежду на счастье.

* * *

«Наконец-то! Я думала, ты так и не осмелишься это сказать! Какой же ты у меня скромный! У меня начинается отпуск через неделю. Я обязательно приеду и примерю твоё полотенце!»

Хорошо, что я сидел! Умывшись холодной водой, я причесал мысли и начал задавать более конкретные вопросы, а она стала отвечать на них более обстоятельно. И чем больше я про неё узнавал, тем больше недоумевал: на кой я ей сплющился? На вопрос – на чём она сюда поедет? – она написала, что у неё внедорожник «Лексус». На вопрос – а кем же она тогда работает? На заводе что – зарплаты выросли? – последовал ответ: работает заведующим юридическим отделом металлургического гиганта. Я набил в «Яндексе» этот завод, почитал, закрыл и почувствовал, что я чего-то не понимаю. Пока я размышлял о коварстве женской натуры и вспоминал о своём горьком опыте с Б-4 и Н-1, она скинула несколько своих фото с пояснениями: это я в Праге, это – в Мадриде, это – в Венеции. Отпуск я обычно провожу в Европе. Это мой дом. Это моя коллекция старинных часов с кукушками. Одних к сожалению нет, отправила на реставрацию в Германию. Это моя машина. Это машина дочери. Это я в бане. Сфотала себя через зеркало. Специально для тебя. Сколько лет ты бы мне дал?

С последнего фото на меня смотрели две такие дыньки, еле сдерживаемые каким-то мизерным прозрачным лифчиком, который она носила классе в седьмом, что я весь обратился в член. Ниже дынек шла точёная фигура гимнастки в стрингах, а выше – опять какое-то восковое неживое лицо.

Я честно написал, что при таких данных она одним движением руки получит любого мужика на выбор, поэтому не совсем понимаю, зачем ей ехать полтысячи вёрст к небогатому немолодому дядьке со скверным характером, у которого даже машины нет. А лет ей, судя по фото, двадцать пять, но, зная, что дочери уже двадцать, думаю, что все двадцать восемь. После некоторого молчания мне прилетел ответ: «Зачем мне мужик с деньгами, если денег у меня самой достаточно? Мне нужен настоящий мужик, а не деньги. У меня всё в жизни было. Не было только настоящего мужика. Хочу в крепкие мозолистые руки! Как увидела твою ухмылку – сразу поняла, чего мне в жизни не хватало. Я тебе скинула своё фото без одежды. Пожалуйста, скинь и ты – своё».

Тут меня окончательно заклинило. Я думал день, после чего пошёл в магазин и купил в кредит дорогущий «Кэнон» 5Д. На тот момент у меня был старенький суперзум «Коника-Минольта», которого мне хватало по самые уши. Но вдруг ко мне действительно приедет красавица – миллионерша? И чем мне её удивить? Постельные утехи, как показала практика, приедаются и становятся обыденностью уже через месяц. Своего зоопарка у меня нет. Равно как самолёта с яхтой. Должно же быть у меня что-то, что приподнимало бы меня над всем, что она когда-то видела. Над теми, кто её фотографировал, танцевал и ужинал до меня. Планка оказалась задрана до небес! Я должен быть хоть в чём-то, но лучше! Тем более, что фотография – одно из моих любимых увлечений с детства, и на хорошие зеркалки я давно поглядывал и облизывался, да не находилось повода купить. Те портреты и пейзажи, что она мне кидала, никуда не годились. Фото Златы Праги на мыльницу – это такое же кощунство, как почтовая марка с картиной Сурикова «Утро стрелецкой казни». То же с её портретами: такие сиськи – а резкости нет! Поэтому я заплатил в магазине пятьдесят процентов заоблачной цены наличными, а остальное взял на два года в кредит. В тот же день сфотографировался через зеркало. В шортах и футболке. Я и так-то фото с собой – любимым терпеть не могу, а уж видеть себя голого со стороны – увольте! Отправил ей, извинился за переизбыток одежды и получил ответ: «Я залезу тебе под майку сразу в коридоре, ещё не заходя в комнату. Обожаю, когда у мужика такие бицепцы!» Да, гон делал своё дело: глядя вечером по цифровому плееру Куросаву или Феллини, я по два часа без перерыва махал гантелями, попивая зелёный чай, потея и проклиная дни, потраченные на последний запой.

* * *

В четыре я вышел из дома и поехал к памятнику Матросову. Плавились остатки прошлогоднего асфальта, дымились остовы автомобилей, очереди толстожопых гипертоников и прединфарктников выстроились перед аптеками и регистратурами. Скорая работала на пределе, лёгкое пиво в магазинах расхватывалось, не успевая охлаждаться в холодильниках, настроенных на максимальный дубак. Чёрные тучи выбрались из нор и вновь с утробным урчанием наползали на сибирский Иершалаим.

Б-52 сидела около памятника на скамеечке. Она была одета в лёгкое белое свободное платье до колен. Глаза прятались за тёмными очками «а-ля стрекоза». Разлетевшаяся копна рыжих волос полностью закрывала спину. На фоне белой ткани её густющая грива казалась сделанной из горящих углей.

Я буркнул что-то приветственное, отдал ей телефон и сел рядом. Она взяла свой потёртый «Самсунг» и стала задумчиво крутить его, зажав между большим и указательным пальцами. Через пару минут я понял, что пауза затянулась не спроста и посмотрел на неё. Из-под очков текли показательные слёзы.

– Да, Матросова мне тоже жаль! Классный был парень! – небрежно произнёс я, стараясь не лезть лишний раз в чужую душу, дабы не напачкать там, да и самому не испачкаться, а сам подумал, что «Чмо из чата» с первого по третий номер нынче, видимо, сорвались с крючка. Интересно, во сколько у неё встреча с номером пять?

Она молча просмотрела список пропущенных звонков, осушила реки на щеках и вдруг гнусаво спросила:

– Куда ты меня нынче поведёшь?

«На расстрел!» – так и просилось в ответ, но я, подумав, решил проявить больше человеколюбия. К тому же передо мной вставал извечный вопрос не в меру свободного мужчины: как убить очередной воскресный вечер? Сидеть дома, вперившись в телевизор и заливая в себя по литру пива в час? Или заливать те же литры в кафе на набережной? В той легкомысленной обстановке, когда солнечный свет гаснет, ветер приносит от ближайшей шашлычной запах если не счастья, то его эквивалента. И, сидя на берегу Енисея под навесом в ожидании порции свинины с картошкой из тандыра, ты выпиваешь стакан ледяного «Невского», и с голодухи в голове сразу становится туманно, а шашлык всё не несут и не несут, и ты берёшь второй стакан, и вдруг ловишь на себе взгляд какой-то незнакомки, которая тоже пьёт пиво одна. И создаётся ложное ощущение, что всё в твоей жизни ещё может измениться в лучшую сторону, и что деньги есть, и внешность для сорока лет вполне так ничего, особенно если бросить пить пиво и немного покачаться, и здоровье ещё позволяет ощутить полноту жизни. Но тут к незнакомке подсаживается какой-то пузатый бобик, и она почему-то этому факту начинается дико радоваться. Или это вовсе была не незнакомка, а так – мираж, видение, отблеск фары в дрожащей енисейской воде? И ты в который раз съедаешь свой шашлык в одиночестве, и уже становится прохладно и малолюдно, а самое главное – понятно, что пора домой, потому что завтра в восемь надо быть на работе. Ты берёшь такси, выходишь за сто метров до своего подъезда, заходишь в знакомый круглосуточный магазинчик и берёшь напоследок ещё бутылку «Девятки», хотя понимаешь, что это уже – точно лишнее, и завтра с утра будет тяжело просыпаться и на ватных ногах плестись на работу. Но какое имеет значение понятие «Завтра», если на душе погано именно сейчас. Если до боли не хочется отпускать от себя очередное воскресенье, так и не принёсшее ничего, кроме разочарования.