Рейнхольд опять завладел моими мыслями. В случае моей смерти правление естественно перейдет к нему как старшему офицеру. Щедрая награда для человека, обладай он смелостью бороться за нее. За исключением Гунтера и Алека, все остальные были соединены кровными или брачными узами. Дилисния служили фон Заровичам веками, но и прежде не обходилось без предательств и по менее серьезным причинам.

Лицо Рейнхольда перекосило от какой-то внутренней муки. Не съев и половины, он передал свою тарелку слуге и поднялся, схватившись за живот. Несварение желудка, а не угрызения совести, хотя вряд ли я мог рассчитывать, что Баал'Верзи имеют такое уязвимое место, как чувство стыда.

В лагере предатель. Слова Алека испортили мой собственный завтрак.

Я, как и Рейнхольд, отдал свою тарелку и поднялся, махнув остальным рукой, чтобы не вставали.

Рейнхольд отошел в сторону на какое-то расстояние. Я последовал за ним, оставив телохранителей сзади. Умышленно.

– Ищешь уединения, Рейнхольд?

– Я думал, прогулка облегчит боль.

– Тебе надо повидать леди Илону.

– У нее и так есть, чем заняться. И потом, что такое колики в животе старого вояки по сравнению со смертельно ранеными, которым действительно нужна ее помощь.
– Он засунул руку под плащ, но достал всего лишь маленькую фляжку. Он вытащил пробку и хорошенько приложился к горлышку.

– Лекарство, - произнес он, скривившись.
– Настойка из мяты и фенхеля. Остужает огонь.

Мы отошли от моста, он замедлил шаг и ткнул пальцем в воздух.

– Вон, гляди, башня там, за горой.

Я посмотрел в ту сторону. На фоне пасмурного зимнего неба сверкала белизной одна из внешних стен замка.

– Ты будешь там жить?

– Зависит от того, в каком состоянии находится замок. Старый Дориан пользовался дурной славой. Замок может оказаться развалиной, которую и трофеем-то нельзя будет назвать.

– Верно. Но он дурак, что покинул эти стены. Он должен был дождаться,

когда мы подойдем вплотную и устроим осаду. Один хороший снегопад так высоко в горах, и половина из нас умерла бы от холода, а другая половина - от болезней.

– На чьей ты стороне, Рейнхольд?

– На вашей, мой господин, но я не могу не замечать очевидных тактических ошибок, независимо от того, кто их совершает. Смотрите, на этом месте он мог бы держать нас неделями. Он мог бы расставить лучников на скалах и перестрелять нас, когда мы переходили бы через ров, или сбросить вниз валуны и завалить дорогу. Я удивляюсь, каким же идиотом надо быть, чтобы не воспользоваться всеми этими преимуществами.

– Радуйся, что он не сделал этого.

– Что? Ах, да, конечно.

Не то чтобы в словах Рейнхольда не было и крупицы здравого смысла. Сам я думал, что Дориан не случайно хотел сразиться в открытую, вместе того, чтобы прятаться в стенах замка, как крыса в норе. Осаду можно пережить, если есть надежда на подкрепление и атаку противника с тыла. Дориан был один и знал это. Ему не приходилось полагаться ни на какую помощь и поддержку после всех его опустошительных налетов на другие земли. Никто бы и палец о палец не ударил, чтобы спасти его. Он знал, что обречен. Да, лучше умереть на поле брани, чем плавать в собственном поту, ожидая мучительной голодной смерти. Вышагивая длинными ногами, к нам приближался Алек, держа одну руку на рукоятке меча. Он не выглядел счастливым, очевидно, считая, что я слишком рискую, но сказал только, что пора идти дальше.

Мы поскакали вперед несколько быстрее. Самая трудная часть дороги осталась позади, хотя почва и продолжала повышаться. Через час мы достигли перекрестка трех дорог. Налево была Свалическая дорога, та, что направо, вела к замку. Еще два поворота, узкий переход, и ОН предстал нашему взору.

На верхушке горы возвышались две одинаковые башни, прекрасный оплот любому

воинственному правителю. Но они не шли ни в какое сравнение с тем, что

находилось между ними.

Нечто огромное. Необъятное. Неохватное. Глаза отказывались воспринять это

целиком.

Главная стена с зубцами башенок была около пятидесяти футов в высоту. Несмотря на массивность конструкции, башенки, сложенные полукругом, казались очень изящными, а самая большая из них была в три раза выше главной стены. Меня поразили не столько сами размеры замка, сколько тот факт, что люди обыкновенные люди - придумали и построили такое чудо.

Мы миновали подъемный мост и замерли, потрясенные глубиной ущелья, через которое он был перекинут. И когда молодой Илья плюнул в бездонную пропасть, а Айван Бучвольд принялся его бранить, над Айваном только посмеялись.

В центральные ворота спокойно прошел бы великан. Двери в человеческий рост позади опускных решеток казались не более, чем отверстиями для мышей, как будто их прорубили специально, чтобы посмеяться. Часовые у ворот только усиливали это впечатление, будучи похожими на игрушечных солдатиков, надувшихся от сознания собственной важности.

Пройдя через небольшой коридор под решетками, кое-где прогнившими и непригодными для обороны, мы очутились во внутреннем дворе и натянули поводья, чтобы полюбоваться на главную башню замка.