— Ну хорошо, хорошо, — произнес дон Бартас, предлагая сигары собеседникам, — устроим теперь военный совет.

Карденио и дон Рамон закурили сигары.

— Предостерегая меня относительно Черной Птицы, Пламенное Сердце сказал вполне определенно, что если сегодня не произойдет нападения, то в следующую ночь его непременно надо ждать. Поэтому я считаю необходимым принять такие меры: перенести в башню все, что есть ценного в доме, и приготовиться к длительной осаде. Вы же, дон Рамон, отправитесь вместе с Карденио в саванну и распорядитесь, чтобы пеоны как можно скорее вернулись в усадьбу и пригнали бы сюда весь скот. Сколько всего у вас народу на плантации?

— Сеньор, — отвечал управляющий, — у нас всего сто десять человек способны носить оружие.

— Ну что ж, это порядочно. Сто десять преданных и хорошо вооруженных человек! Под защитой крепких стен мы можем долго продержаться. Передайте дону Сегюро, чтобы хлеб был убран с полей до захода солнца, иначе будет поздно. Впрочем, я уверен, нам нечего бояться нападения, тем более что Пламенное Сердце обещал мне содействие своего племени и, вероятно, сдержит слово.

— Весь урожай может быть убран с полей до полудня, — сказал дон Рамон. — Что же касается скота, то я сильно сомневаюсь, что его так быстро удастся перегнать.

— Почему? Объясните, дон Рамон.

— Думаю, краснокожие прежде всего нападут на имение.

— Без сомнения.

— Во всяком случае, они явятся только тогда, когда совсем стемнеет и, если даже Пламенное Сердце опоздает к нам на помощь, мы все-таки выдержим атаку не только в продолжение всей ночи, но и дольше.

— Все это так, дон Рамон, но я решительно не могу взять в толк, к чему вы клоните.

— А я, кажется, понял, — вмешался Карденио. — Думаю, что дон Рамон прав.

— Объясни же мне, в чем дело, — обратился плантатор к сыну.

— По-моему, дон Рамон имеет в виду вот что. Черная Птица хочет овладеть усадьбой и всем, что в ней находится. Что же касается скота, то он не особенно прельщает разбойника. Между тем загнать сюда этих почти диких животных будет стоить страшных трудов и отнимет немало времени. Кроме того, если осада затянется, скот будет только стеснять нас.

— Молодец, Карденио! Ты говоришь, как настоящий мужчина!

— Молодой хозяин вполне угадал мою мысль, — с поклоном сказал дон Рамон.

— В таком случае я не буду с вами спорить. Оставим скот там, где он есть, и позаботимся главным образом о защите самой усадьбы. Итак, сеньоры, я вас больше не задерживаю. Сейчас же отправляйтесь по делам.

— Отец, — сказал Карденио, вставая, — передайте, пожалуйста, матушке и Флоре, что я уезжаю, не простившись с ними, чтобы не будить, хотя очень сожалею об этом.

В эту минуту чьи-то нежные ручки обвили сзади его голову и закрыли ему глаза, а ласковый голосок прошептал:

— Отгадайте, кто это, сеньор!

— О, это так нетрудно! Моя милая сестренка! — весело воскликнул Карденио, оборачиваясь и крепко целуя Флору, которая вместе с матерью незаметно вошла в комнату. Девочка казалась совсем здоровой и веселой, она лишь чуть хромала — ей мешал ходить разрез на ноге, сделанный накануне.

Поцеловав мать, Карденио быстро последовал за управляющим, который уже сидел в седле. Через пять минут оба покинули усадьбу.

Известие о нападении краснокожих не внушало дону Бартасу никакого страха: он уже долго жил рядом с индейцами и привык ко всевозможным опасностям. Но все-таки он решил принять все необходимые предосторожности, чтобы раз и навсегда преподать индейцам хороший урок.

Первой его заботой было отправить Педрильо с письмом к майору Струму в Кастровилл. Вполне уверенный в победе над краснокожими, дон Бартас все-таки счел необходимым предупредить об ожидавшем его нападении, чтобы остальные плантаторы не были бы застигнуты индейцами врасплох. Письмо коменданту дон Мельхиор закончил извещением о том, что аббат Поль-Мишель находится в его имении, где пробудет несколько дней, так как он, дон Мельхиор, не считает, ввиду надвигающихся обстоятельств, возможным отправить священника обратно в Кастровилл.

Вслед за отъездом Педрильо, не теряя ни минуты, дон Бартас занялся приготовлениями к достойному приему краснокожих гостей.

Около десяти часов утра аббат Поль-Мишель встал совершенно бодрым и отправился завтракать вместе с дамами. Цветущий вид Флоры привел его в самое лучшее расположение духа; видя, что в его присутствии здесь нет никакой необходимости, аббат выразил намерение немедленно отправиться обратно в Кастровилл, где, по его словам, у него было назначено свидание. Однако, когда донья Хуана и Флора рассказали ему об угрожавшей им всем опасности, причем девочка начала умолять его не покидать их, миссионер, хоть и не сразу, но отказался от намерения уехать.

— Раз дело идет об опасности, я не покину вас! — воскликнул он.

Флора бросилась ему на шею, радостно крича:

— Я так и знала, так и знала!

— Мне, однако, — сказал аббат, — необходимо отправить кого-нибудь в Кастровилл с письмом о том, что я не могу вернуться.

— Не беспокойтесь об этом, сеньор падре, — поспешно вмешалась Флора. — Папочка уже три часа тому назад послал туда Педрильо, и он, верно, скоро вернется.

— В таком случае, — произнес миссионер, улыбнувшись, — вижу, что волей-неволей должен остаться у вас в плену.