Это были миндальцы со своими детьми, детками и внучатками. (У всех миндальцев очень много детей и внучат.) Улица ими кишмя кишела, они оживленно болтали и жестикулировали, так что у Джима закружилась голова.

В городе стояли тысячи домов, у каждого дома было много-премного этажей, и у каждого этажа была своя, выступавшая вперед крыша из золота, похожая на зонтик.

Из каждого окна свешивались флажки и цветные фонарики, а на боковых уличках от дома к дому тянулись сотни веревок для белья. На них жители сушили свою выстиранную одежду. Миндальцы – очень чистоплотный народ. Они никогда не надевают грязного, и даже самые маленькие, те, что не больше горошинки, ежедневно устраивают стирку и развешивают белье на веревочках не толще обыкновенной нитки.

Эмме пришлось очень осторожно прокладывать себе дорогу в этой огромной толпе людей, чтобы никого ненароком не задавить. Эмма ужасно волновалась, это было слышно по ее пыхтенью. Она все время тутукала и свистела, чтобы дети и внучата уходили с дороги. Бедная Эмма совсем запыхалась.

Наконец, они добрались до главной площади перед царским дворцом. Лукас нажал на рычаг – Эмма остановилась и с огромным вздохом облегчения выпустила пар.

От страха миндальцы бросились врассыпную. Они никогда не видели локомотивов и приняли Эмму за чудовище, которое направляет на людей свое горячее дыхание, чтобы убить, а потом съесть на завтрак. Лукас неспешно закурил трубку и сказал Джиму:

– Ну. пошли, паренек! Поглядим, дома ли царь Миндальский.

Друзья выбрались из локомотива и направились ко дворцу. Чтобы добраться до входных ворот, им пришлось шагать наверх по девяносто девяти серебряным ступеням. Ворота, десяти метров в высоту и шести с половиной в ширину, были сделаны из резного эбенового дерева. Это очень черная порода дерева, чернее смеси из сажи, смолы и угля. На всем свете имеется всего лишь сто два центнера семь граммов этой породы. Такое оно редкое. Добрая половина от этого количества пошла на строительство дворцовых ворот.

Рядом с воротами висела табличка из слоновой кости, на которой золотыми буквами было написано:

ЦАРЬ МИНДАЛЬСКИЙ А внизу находилась кнопка звонка из большого цельного алмаза.

– Черт меня побери! – в восхищении сказал Лукас-машинист, хорошенько все разглядев. А у Джима глаза опять сделались круглыми-прекруглыми. Тут Лукас нажал на кнопку звонка.

В огромной двери из эбенового дерева распахнулось маленькое окошечко. Оттуда выглянула большая желтая голова и благожелательно осклабилась друзьям. Конечно, у головы имелось также и туловище, но оно было полностью закрыто дверью и потому не видно. Большая желтая голова спросила фальцетом:

– Что угодно двум вашим сиятельствам?

– Мы оба – иностранные локомотивные машинисты, – отвечал Лукас. – А угодно нам поговорить с царем Миндальским, если это возможно.

– По какому поводу вы желаете говорить с его царским величеством? – спросила голова, благожелательно улыбаясь.

– Мы лучше скажем ему об этом лично, – ответил Лукас.

– К сожалению, это совершенно невозможно, достопочтеннейший шиманист очаровательного молокатива, – почти прошептала голова с невидимым туловищем, улыбаясь еще благожелательней, – поговорить с его царским величеством совершенно и абсолютно невозможно. Или у вас есть приглашение?

– Нет, – смутился Лукас, – а зачем?

Большая желтая голова в окошке отвечала:

– Простите меня, недостойного, но тогда я не имею права вас пропускать. У царя нет времени.

– Но когда-нибудь за целый день, – рассудил Лукас, – у него наверняка найдется для нас время.

– Крайне сожалею! – ответила голова со сладкой улыбкой до ушей. – У его царского величества никогда не бывает времени. Прошу прощения! – И тут окошечко с треском захлопнулось.

– Черт побери меня совсем! – выругался Лукас себе под нос.

Пока они спускались обратно по девяносто девяти серебряным ступеням, Джим говорил:

– Мне кажется, царь как раз бы и нашел для нас время. Это все желтая голова. Она нас к нему пускать не хочет.

– Вот именно, – сердито согласился Лукас.

– И что же нам теперь делать? – спросил Джим.

– Для начала осмотрим-ка мы город! – предприимчиво предложил Лукас. Он никогда долго не сердился.

Друзья пересекли площадь, на которой собралась огромная толпа людей. Миндальцы разглядывали локомотив с почтительного расстояния. Эмма чувствовала себя не в своей тарелке. Она сконфуженно опустила глаза-прожекторы. Когда Лукас подошел к ней и щелкнул по толстому боку, Эмма с облегчением задышала.

– Послушай, Эмма, – сказал Лукас, – мы с Джимом пройдемся немного по городу.

Стой здесь, будь умницей и веди себя тихо до нашего возвращения.

Эмма покорно вздохнула.

– Это ненадолго, – утешил ее Джим.

И друзья отправились в путь.

Много часов бродили они по узким переулкам и пестрым улицам, и куда ни глянь, везде было много ужасно странного и непонятного.

Например, ухочисты! Ухочисты работали примерно так, как у нас чистильщики обуви.

Они выставляли на улицу удобные стулья, садись, пожалуйста, – и чистка ушей начинается! Но не просто там тряпочкой, отнюдь нет! Это была долгая и искусная процедура. На маленьком столике у каждого ухочиста имелось серебряное блюдо, а нем – бесчисленное множество маленьких ложечек и кисточек, и палочек, и щеточек, и ватных шариков, и жестяночек, и горшочков. И все это шло в дело. Миндальцам очень нравится ходить к ухочистам. Во-первых, конечно, по причине их чистоплотности, а во-вторых, потому что когда ухочисты осторожно выполняют свою работу, в ушах так приятно щекочет и покалывает. А это миндальцы очень любят.