Через пару дней история с обрывом повторилась. Причем итог ее был куда драматичнее. Командир ремонтной роты капитан Ковалев и начальник склада НЗ прапорщик Автандил Автандилович Окропилидзе, которого все называли только по имени-отчеству, видимо, тоже получили посылку. Подняв настроение, они сели в один из «Уралов» ремроты и поехали кататься по степи. Прогулка закончилась довольно быстро: «Урал» сверзился вниз в один из оврагов, и капитана вместе с Автандилом Автандиловичем очень долго вытаскивали из расплющенной кабины. Прапорщик Окропилидзе отделался разбитым лбом, а капитана Ковалева пришлось отправлять в госпиталь.

Утром в штабе я наблюдал следующую картину. Командир полка, подполковник Сидоренко, устраивал Окропилидзе публичный разнос. Присутствовали только офицеры. Я уже был не в счет, за эти месяцы окончательно превратившись в неотъемлемую часть штабного интерьера.

– Товарищ прапорщик! – громыхал Сидоренко. – Ваше поведение позорно! Что за бардак вы устроили?

– Какой бардак, товарищ полковник? – Автандил Автандилович делал круглые глаза и задирал брови на самый лоб, только что снова тщательно перебинтованный нашим медбратом Славой.

– Такой! Вы с Ковалевым в пьяном виде угнали и разбили машину!

– Какую машину, товарищ полковник? – ответы Автандила Автандиловича не отличались разнообразием.

– «Урал», черт вас подери! – надо отдать должное командиру полка. Он старался не ругаться матом, тем более если орал на представителей местного населения. Они от этого начинали сильно нервничать.

– Я вас под трибунал отдам! Вы пьяны!

– Никак нет, товарищ полковник!

– Так точно, товарищ прапорщик!

– Никак нет, товарищ полковник! – Окропилидзе сменил тактику.

– Вы пьяны, я вам говорю! У вас, вон, голова завязана!

Прапорщик на секунду замолчал, а потом неожиданно выдал:

– Никак нет, товарищ полковник! Это вам кажется!

Тут я решил, что дальше подслушивать этот несомненно увлекательный диалог с моей стороны будет немного рискованно. И, на всякий случай, спрятался в штабную палатку.

Тот самый грузовик, на котором так неудачно покатались командир ремонтной роты и пропорщик Автандил Автандилович

Разумеется, ни под какой трибунал прапорщик Окропилидзе не пошел. Да и капитан Ковалев, залатав раны, вернулся в строй и благополучно продолжил службу. Если по каждому из подобных поводов наш командир отправлял бы офицеров под суд, скоро в нашем полку никого бы не осталось.

А иногда алкоголь даже приходил на помощь. В один из дней учебных стрельб, не полковых, а дивизионных, то есть когда из пушек палили не все участники учений, а только одно из подразделений, произошла неприятная история. Отличился мой коллега, такой же командир отделения вычислителей из третьего дивизиона. Я-то подключался к боевой учебе только в масштабах всего полка, а когда действовали орудия отдельных дивизионов, то коллеги все рассчитывали самостоятельно. Что-то ребята напутали и один из гаубичных «огурцов» улетел совсем не туда, куда следовало.

Сам-то выстрел оказался очень удачным, снаряд попал точно в кошару колхоза, по несчастливому стечению обстоятельств находившегося недалеко от территории полигона. О самой ошибке стало понятно сразу, а вот последствия стали известны чуть позже: мы положили сорок овец! Поднялся скандал. Председатель колхоза приехал к командиру разбираться. Шумели они долго, но постепенно шум становился тише, потом снова усилился, но приобрел несколько иные характеристики: тональность сменилась, что ли. Вечером председатель колхоза и сопровождавшие его лица уехали к себе с десятком ящиков сгущенного молока, которые срочно принесли из столовой, и несколькими бутылками настоящей «Столичной» водки, которую Бог весть откуда вытащили в этой степи. Наутро в лагерь приехал колхозный грузовик. Шофер спросил, где у нас столовая, подкатив к ней, опустил борт кузова и выгрузил две овечьи туши.

Учебные стрельбы. Не всегда успешные…

– Шашлик! – весело крикнул он и умчался обратно, поднимая клубы пыли. Вечером весь полк ел шашлык, превознося артиллерийские таланты бойцов третьего дивизиона, так удачно расцветивших наш степной рацион.

Обычно в Караязах мы обогащали полковое меню лишь за счет арбузов. В самой степи их, естественно, не было, но они в изобилии водились в соседнем Азербайджане. Собранный урожай везли оттуда на машинах и, как правило, ленивые азербайджанские водители не желали делать огромный крюк, объезжая наш полигон. Не менее ленивые военнослужащие нашего полка, стоявшие по периметру полигона в оцеплении, не желавшие тратить время на поездку в магазин, пропускали арбузные фуры, взимая с каждой из них умеренную плату натурой. Осложнения возникали лишь в моменты стрельбы, когда находящиеся на наблюдательном пункте офицеры вдруг видели в бинокли мчащуюся по полигону грузовую машину.

– Куда, блядь, кто, блядь, как, блядь? – список этих эмоциональных вопросов можно было продолжать до бесконечности. – Отставить! Без команды огонь не открывать!

Алан и Витька делают вид, что сейчас пообедают…

Очередной азербайджанец благополучно покидал зону обстрела, и вечером неутомимый Олег Мороз на своей кинобудке объезжал эти небольшие овощные базы. Таким образом, арбузы на учениях практически не переводились. Ели мы их ложками. Арбуз разрезался пополам, и каждая половинка превращалась в некое подобие тарелки или, скажем, салатницы, содержимое которой и вычерпывалось обыкновенной столовой ложкой. Опустевшую половинку арбуза, кстати, не выбрасывали. Любому находившемуся поблизости молодому солдату, желательно лысому, следовал приказ приблизиться и снять панаму. После чего половинка арбуза надевалась ему на голову. Назвалось это «профилактикой тепловых и солнечных ударов». Если же присутствовало желание развлечься дополнительно, то тогда арбуз надевали на голову кому-нибудь из старослужащих, и начиналась игра в салочки.