Шрифт:
— Ага! — воскликнула Айви, весьма заинтригованная упоминанием о поцелуях, красавицах и всем таком прочем. — Но раз ты почти ничего не помнишь, то почему решил, что на гобелене изображена именно твоя жизнь?
— Я кое-что припоминаю, когда события разворачиваются прямо у меня перед глазами. Это, можно сказать, освежает память. Я чувствую, что действительно во всем этом участвовал. Например, сражался с драконом.
— Уж не с самим ли провальным? — спросила Айви.
— Не думаю. Провальный дракон, насколько мне известно, жив и сейчас, стало быть, я не мог его убить.
— Вот и чудненько, — обрадовалась девочка. В последнее время она крепко сдружилась с провальным драконом и вовсе не хотела, чтобы с ее приятелем приключилось неладное — пусть даже четыреста лет назад. Нынче в Провале хозяйничала дракониха Стэйси. Конечно, со временем паровик Стэнли туда вернется, но это когда еще будет.
— А с кем ты целовался?
— С несколькими красавицами. Кажется, последняя была самой красивой из всех, но она оказалась и самой лживой. Именно ее лживость и стала причиной моей смерти. Вот почему я возненавидел ее, хотя теперь это не имеет значения. Потому что после смерти я повстречал еще более прекрасную женщину. В конечном счете все обернулось к лучшему.
История становилась захватывающей.
— Как это ты мог найти женщину, если умер?
— Так ведь и она не живая. Привидение, как и я.
Вот оно что. Призраков замка Ругна Айви, разумеется, прекрасно знала, но никогда не задумывалась об их чувствах и взаимоотношениях.
— Привидение, говоришь? А что с ней стало?
— Она и сейчас здесь. Ее зовут Ида.
— Ой, ну конечно же, я ее знаю. Она так дивно поет, только вот песни у нее очень печальные.
— Да, она по большей части грустит. Но все равно, будь я жив, непременно бы на ней женился.
— Опять ты говоришь глупости. Разве призрак может ожить?
— А как же Милли?
Тут уж он ее срезал так срезал.
Милли оставалась призраком целых восемь столетий, но в конечном счете обрела плоть, возродилась, вышла замуж за повелителя зомби и даже обзавелась детишками, двойняшками Хиатусом и Лакуной. Сейчас они уже подросли и временами присматривали за Айви.
— Чепуха! — не желая признавать поражение, заявила Айви. — Это все было в древние времена, когда добрый волшебник еще оставался стариком; ясное дело, что он сумел вернуть Милли к жизни. Но нынче он призраков не оживляет, а никто другой не знает, как это делается.
— Вообще-то я мог бы и сам... — неуверенно промолвил Джордан. — Дело в том, что мой талант как раз и заключается в способности к самоисцелению. Так что если бы удалось собрать вместе мои кости, может быть...
— Как интересно! — воскликнула Айви. — А где они, эти кости?
— Забыл, — смутился призрак. — Если вообще знал.
Кажется запахло тайной, а Айви обожала всяческие секреты.
— А что это была за ложь, которая тебя погубила?
Джордан развел руками:
— Увы, этого я тоже не помню. Потому и приглядываюсь к гобелену. Мне подумалось, вдруг, увидев забытую картину, я припомню подробности и...
— Почему бы и нет! — радостно воскликнула Айви. Она сосредоточилась на гобелене — и увидела отвесный каменистый склон, по которому ползла гигантская улитка. А к раковине этой улитки припал человек.
— Видишь меня? — спросил Джордан. — Я еду на улитке.
Айви никогда не приходило в голову, что можно кататься на улитках, но, с другой стороны, таких здоровенных улиток она тоже отродясь не видала.
— Куда ты направляешься?
— Не помню. Знаю только, что мне непременно нужно было туда попасть.
— Но чего ради ты взгромоздился на улитку? Кажется, это не самый быстрый способ попасть куда бы то ни было.
— Тоже не помню. Скорее всего, у меня тогда просто не было выбора. Вот если бы удалось рассмотреть побольше деталей...
Айви и Джордан еще пристальнее вгляделись в гобелен, и изображение сделалось малость отчетливее, но все равно осталось расплывчатым. Промелькнула тень — вроде бы крылья громадной птицы, — но больше ничего разглядеть не удалось. Что это за утес, куда ползет улитка? Все так и оставалось тайной. Тем паче ползла она медленно, и у Айви просто не хватило терпения дождаться конца этого эпизода. Конечно, скорость развертывания событий на гобелене поддавалась регулировке, но наладить нормальный темп никак не удавалось. Картинки смещались, наползали одна на другую, а учитывая, что все они не отличались четкостью, установить последовательность событий не представлялось возможным. К такому решению пришел бы кто угодно, только не Айви.
— Мы должны все выяснить — от начала до конца, — решительно заявила девочка. — И про улитку, и про твою жизнь, и про поцелуи с красавицами, и про ложь, которая тебя погубила. — При этих словах Айви подбоченилась, как делала ее мать, когда желала подчеркнуть непреклонность своего решения.
— Я бы наверняка вспомнил, — грустно отозвался Джордан, — будь гобелен поярче, но изображение такое тусклое...
— Да, — согласилась Айви, невесело поглядывая на гобелен, — поистерся он от времени, и... наверное, ему не пошло на пользу то, что я иногда вытирала об него руки. — Конечно, ежели судить по справедливости, виновата в этом вовсе не Айви, а докучливые взрослые, вечно пристающие к детям со всякими глупостями вроде того, что перед едой необходимо мыть руки. Ну а коли их вымоешь, надо обо что-то и вытереть. Правда, сейчас Айви казалось, что лучше бы найти другое полотенце. — Давай-ка его почистим, смотришь, и картинка будет ярче.