… и замерла на месте. Тропинка упиралась в грот. Тупик, дальше идти некуда. И все же Грейс была уверена, что колокольный звон доносился именно отсюда.

— Ты что ищешь, Грейс?

Откуда-то из тени ей навстречу шагнула какая-то фигура.

— Вани! — удивилась Грейс. — Я не заметила тебя! Т'гол пожала плечами, давая понять, что иного и не ожидала. Ни для кого не было секретом, что Вани терпеть не может холод. Что же она здесь делает?

— Ты слышала? — спросила Грейс.

— Что?

— Колокольный звон. Я побежала на звук колокола и оказалась здесь.

Вани нахмурилась. Под глазами у нее залегли глубокие тени, как будто она не спала несколько ночей подряд.

— Я ничего такого не слышала. Только твои шаги. Колокольный звон звучал с далекого расстояния, но ведь слух у т'гол превосходный. Так что если его услышала Грейс, то и Вани должна была слышать. Если, конечно, музыка не предназначалась только для Грейс. Но если действительно так, то почему она оказалась именно в этом месте? Грейс усомнилась в том, что Вани может что-нибудь знать о Неприступной Цитадели и ее древней магии.

Встреча с Вани не была Грейс особенно неприятна. В последнее время она редко видела т'гол. После путешествия на корабле эльфов поведение Вани и Бельтана стало каким-то странным. Однако после исчезновения Тревиса дела приняли даже более скверный оборот.

— Ты скучаешь по нему, я угадала? — неожиданно для себя самой спросила Грейс.

Вани напряглась.

— Мы все скучаем по нему.

— Нет, ты скучаешь по нему иначе. Ты любишь его, Вани. И Бельтан тоже любит. Уход Тревиса причиняет вам боль. Вам обоим.

— То, что он ушел, — к лучшему, — возразила т'гол. — Теперь он никогда не увидит…

— Чего он не увидит?

Вани отвела взгляд в сторону.

Грейс задумалась над ее поведением, внешним видом, всем тем, что могло бы послужить основанием для диагноза. Ей вспомнилось все необычное, что она заметила в т'гол за последние два месяца. Например, ее приступ морской болезни на белом корабле, неожиданная слабость во время путешествия в Кейлавер. Затем привычка складывать руки на животе и то, что ее щеки горели ярким румянцем, несмотря на холод.

Думай, Грейс. Тошнота, усталость, брюшные колики, слегка повышенная температура. Это может быть какое-нибудь вирусное заболевание, или инфекционное, или… Глаза Грейс удивленно расширились.

— Ты случайно не беременна?

— Да, — ответила Вани, все так же избегая смотреть Грейс в глаза.

На какой-то миг Грейс охватило смятение. Ведь Вани — профессиональная убийца, ее ремесло состоит в умении лишать людей жизни. Представить себе Вани в роли матери было невозможно. Тем не менее удивление вскоре сменилось сочувствием и пониманием.

— Когда ты это заметила?

— Вот уже два цикла луны назад.

— Отец ребенка Тревис?

— В моем сердце отец — Тревис.

Что это могло означать?

Грейс подошла к ней ближе.

— Я не понимаю тебя.

Вани резко повернулась. На ее губах появилась горькая усмешка.

— Ты не одинока в своем непонимании.

Что же Вани имеет в виду? О каких двух месяцах может идти речь? Прошло всего шесть недель со дня Среднезимья, когда они встретились с Тревисом в Черной Башне. Два месяца назад они находились на борту корабля эльфов…

Догадка острой иглой пронзила ее мозг. Странные взгляды, странные нежные жесты. Невероятно, но иного объяснения быть не могло.

— Значит, это Бельтан. Отец — он.

Вани ничего не ответила, но ее молчание можно было истолковать только как согласие. Грейс схватила девушку за руку.

— Но как? Ведь Бельтан…

— Я знаю, кто такой Бельтан. Его обманули, как и меня.

— Обманули?

Вани слегка отодвинулась от Грейс.

— Это все Маленький Народец. Они привели нас в трюм корабля, где оказался цветущий сад. Они заставили нас поверить, что и он, и я сжимаем в объятиях одного и того же человека…

— Тревиса, — подсказала Грейс. — Они заставили вас поверить в то, что вы занимаетесь любовью с Тревисом.

Вани кивнула.

— Но зачем они это сделали?

— Я думала, ты сможешь ответить на этот вопрос. Ответа на такой вопрос у Грейс не было. Фолкен часто рассказывал о том, что Маленький Народец отличается странными нравами и никогда не был врагом людей, но, впрочем, не относился и к числу друзей человечества. Об их обычаях было практически ничего не известно, а намерения неизменно оставались загадкой для людей.