Я зашел по колено. Накат, обжигая, бил мне по ногам.

Высшим проявлением силы воли я всегда видел медленное вхождение в холодную воду. Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром остужая раскаленную кожу.

Но я никогда не считал себя излишне волевым человеком.

– Du Scheisse… – привычно пробормотал я.

И задержав дыхание, плюхнулся сразу плашмя, и поплыл, разводя руками волну.

Море было холодным, как вытрезвитель.

Как раз то, что мне требовалось.

Оно мгновенно смыло мысли о собственной жизни.

И я стал возвращаться в обычное состояние.

Быстро наступала жара. А с нею отступал хмель. Сдавая позиции ненужным мысли. Которые в трезвом состоянии днем не давали расслабиться.

Я знал, что против них имеется лишь одно средство.

Все та же выпивка – вечная, простая и надежная, как револьвер системы Нагана. На пляже имелся свой бар, однако был платным: пляж имел свободный вход. Хотя, разумеется, турки могли делить посетителей по категориям, ведь все постояльцы нашего отеля «Романик» имели оранжевые браслеты с названием. Однако турки считали, что даже с постояльцев можно получить за выпивку дополнительные деньги.

Они были правы: я видел, как огромные, состоящие из одних животов русские кретины лет двадцати пяти, с такими же браслетами, как и у меня, регулярно накачивались тут пивом.

Сам я придерживался железного принципа: если я еду за границу, то о не трачу ни доллара сверх того, что уплачено за путевку. Ни чаевых горничным, ни дополнительных покупок вроде булочек на пляже… Всего раз я нарушил здесь это правило. В ресторане не давали целых бутылок с водой, и я сразу купил на запас два полуторалитровых баллона. Которые так и стояли у меня в номере: видимо, суточную потребность организма в жидкости я удовлетворял за счет бренди.

Ну, и еще помогали немецкие протертые супы, которые я очень любил и в каждую еду брал минимум две порции.

Так или иначе, пляж оказался для меня зоной, свободной от алкоголя. И в какой-то мере пребывание тут доставляло мне особое удовольствие. Ведь чем дольше ждешь желанного, тем сильнее приходит удовольствие.

А солнце жарило уже во всю мочь. Я спрятался под зонтик, но зной тек и сюда.

Я выбрался наружу, и жар плотно обхватил меня. Обжигаясь на горячем песке, я кратчайшим путем спустился к морю. И уже тут, ощутив приятное касание влажной полосы прибоя, пошел к точке оптимального входа.

Пропитанный водой песок мягко пружинил, и каждый шаг выдавливал в нем большую лунку, точно я ступал по тонкому льду.

Я прошел по кромке между оторочками пены и валяющимися на берегу телами.

Те, кто пользовался пляжем по праву проживания в нашем отеле, имели в распоряжении лежаки, матрасами и зонтики.

Приходящие же просто расстилали свои драные подстилки. И сейчас валялись на песке, словно трупы расстрелянных с воздуха. Напоминая какой-то фантасмагорический Дюнкерк.

В основном это были турецкие семьи с коренастыми мужиками в длинных шортах и женщинами, которые даже в море купались одетыми. Не представляю себе, что за удовольствие бултыхаться в одежде, а потом опять сидеть на берегу. Сам я очень не любил ощущения мокрой ткани на теле даже в жаркий день. Эти же могли периодически купаться и обсыхать с утра до вечера.

Азия-с, – думал я, глядя на них.

Однако среди приходящих бывали и белые женщины. Скорее всего, проститутки, приезжавшие подработать телом. Эти вели себя иначе. Расположившись у воды, они загорали в одних трусиках, и их совершенно не волновали мужские взгляды.

Вот и сейчас я прошел мимо двух довольно потасканных девиц, раскинувших под солнцем свои груди. Они отливали синюшной белизной, из чего я сделал вывод, что их заработок начался недавно.

Загорать топлесс на нашем пляже не считалось грехом. Но постоялицы на лежаках считались неприкосновенными и лишь в редком случае подвергались турецкому вниманию.

Лежащие на песке, считались общим достоянием пляжа, и вокруг них всегда скапливались турки.

Около этих двух, сиявших темными сосками, слева сидели два турка, справа один турок строил замок из песка, а напротив еще два турка играли в мяч.

Я обошел их аккуратно: зачем мешать чужому наслаждению, если сам на него неспособен? – и полез в море.

Протиснувшись в уже мутной воде между орущими детьми, шумно переговаривающимися немцами, турчанками – похожими на дирижабли в своих раздувшихся от воды одеждах – голодных турками и прыщеватыми русскими девицами на выданье, купающимися под надзором бочкообразных мамаш…

Протиснувшись на открытое пространство, я лег на спину и раскинул руки.

Я умел плавать различными стилями. Кролем, брассом, на спине…

Но я не отличался атлетическим сложением, а на море бывал раз в году. Поэтому ресурс моих сил был ограничен. И я не то чтобы боялся, а просто опасался заплывать далеко.

В один из первых дней я смело махнул вдаль от берега. Не заметив, как преодолел достаточное расстояние: на нашем бардачном пляже не имелось ни канатов по границам, ни даже элементарных буйков. Остановился, лишь когда увидел, как слева прямо на меня летит катер, таща русского дебила на планирующем парашюте. Тогда я повернул назад. А потом, уже почти у берега, минут пятнадцать не мог преодолеть последние метры. Коварная волна, почти незаметная на открытом пространстве, не давала мне приблизиться. Я плыл жестоким боцманским кролем, вкладывая все силы в удары рук – и ощущал, что стою на месте; накат методически отбрасывал меня назад. Я видел берег, я видел людей, которые плескались в нескольких метрах от меня. Я не просто слышал их голоса – я был словно среди них. И в то же время сила прибоя держала меня на месте, словно давая взвесить все за и против.