Шрифт:
Накануне отъезда Валентина позвала Виньку.
– Ты вот что, Греев… ты возьми очки Глеба. Вы ведь были друзья. Пусть будут на память… Или его маме отнесешь. Пусть хранит…
Винька взял очки осторожно, даже с опаской. Глебки нет, а они… вот… все такие же…
Стекла были круглые, в оправе из тонких пластмассовых ободков. А дужки – длинные и гибкие. Они мягко зацепились за Винькин мизинец.
– Я… ладно. Отнесу…
Дом над оврагом
1
Винька не отнес очки Глебкиной маме. Он смалодушничал и схитрил…
Сперва-то он твердо решил, что отнесет – сразу, как вернется из лагеря. Ну, не совсем сразу, а на следующий день. Виньке казалось, что это его долг. При таких мыслях он даже испытывал печальную гордость.
Вернулись в воскресенье, а утром в понедельник Винька и в самом деле пошел на Октябрьскую улицу. Прошагал через весь город и оказался в пристанском районе. Глебкина улица тянулась над речным обрывом.
Адреса Винька не знал. Он понимал, что самое правильное – пойти на станцию Река и спросить диспетчера Капитанову. Если ее нет на работе, то скажут, где живет.
Но тут сомнения и страхи, которые и раньше копошились в душе, стали сильнее решимости.
Что он, Винька, скажет, когда увидит Глебкину маму? Она, конечно же, сразу заплачет. А он? Будет стоять и переминаться? Или… тоже?
У Виньки заскребло в горле. Он сердито зашагал по Октябрьской и вышел на самый край обрыва.
Отсюда все виделось так, как рассказывал Глебка.
Справа был речной вокзал: зеленое деревянное здание с часами, дебаркадеры, пыхтящий пассажирский пароход “Орджоникидзе”. Чуть дальше – грузовые причалы, краны, эстакады, кирпичные башни и водокачки… Внизу под обрывом лежали в несколько рядов рельсы, и по ним неспешно двигались маневровые паровозы. Толкали туда-сюда вагоны, платформы и цистерны. А между рельсами и откосом стоял коричневый домик с башенкой. Сверху видна была его крутая поржавевшая крыша.
Это и была станция Река. К ней вела извилистая деревянная лестница.
Ну что? Идти?..
А правильно ли он сделает, если сунется с очками теперь к маме Глеба? У нее ведь горе-то совсем свежее. Надо ли бередить еще сильнее?
Винька в эти дни то и дело вспоминал книгу “Мальчики” писателя Достоевского. Мама подарила ее зимой, на Новый год. (Винька уже потом узнал, что книжка эта – часть большого романа под названием “Братья Карамазовы”). Там рассказывалось про ребят старого, еще “царского” времени. Один из этих мальчиков, Илюша, в конце книжки умер от неизлечимой болезни… И как убивался его отец! Просто невозможно было про это читать…
У Глебки отца нет, но мать-то страдает, наверно, еще сильнее. Отцы они все-таки мужчины…
Винька постоял у верхней площадки лестницы и отошел в сторону. Сел над обрывом, на лужайке среди пыльного клевера и мелкой городской ромашки.
Внизу шла своим чередом портово-паровозная жизнь. С пыхтеньем котлов, лязганьем буферов и частыми гудками.
Было интересно… В самом деле интересно! Винька теперь понял, почему Глебке нравилось глядеть отсюда на движение дышащих п а ром великанских механизмов. На все эти переплетения рельсовых стрелок, фонари, шлагбаумы и диспетчерские будки. На могучие колеса и шатуны, на трубы, топки, тендеры, выпуклые крыши вагонов и штабеля грузов на платформах…
Все это связано было между собой каким-то сложным взаимодействием, словно там, внизу, обитало исполинское существо, занятое малопонятным для посторонних делом.
Это существо пахло угольным дымом, теплым железом, просмоленным деревом шпал и масляной смазкой. Запах долетал сюда, наверх, и смешивалося с привычным запахом лета: речной воды и песка, ромашек и клевера, тополей и сохнувших на солнце поленниц.
Была во всем этом завороженность и сказочность. Ясно, почему Глебка в лагере уходил к Лебедке: его тянуло на берег. Пускай он там невысокий, без всяких паровозов, но можно ведь было сидеть и вспоминать. Можно было смотреть на бегущую воду и представлять движение составов… И Глебка сидел и смотрел. Сквозь эти вот очки…
Винька вынул очки из нагрудного кармана и надел.
Он поступал так уже не первый раз. Вначале это было трудно – приходилось преодолевать суеверное опасение. И Винька преодолевал – он не хотел, чтобы хоть что-то связанное с Глебкой внушало страх. От Глебки – только хорошее.
И теперь надел он Глебкины очки спокойно, как свои.
Хотя какие там свои! У него-то, у Виньки, зрение было отличное без всяких очков, а за круглыми стеклами весь мир размазался в зыбкие цветные пятна. Кучевые облака над рекой растеклись желтым киселем.