Говоря о русской кампании, Тома отметил, что немецкие танкисты разработали новый метод, подтвердивший свою высокую эффективность. «Танковые дивизии прорывались через фронт ночью и находили укрытие в лесах, расположенных за линией фронта. А русские тем временем, как могли, закрывали образовавшийся проход. Утром немецкая пехота начинала атаку, устремляясь в тот же проход, который даже при максимальных усилиях русских все равно был укреплен слабее остальных. А в это время танки выползали из своих укрытий и наносили удар по противнику с тыла».

Перед началом 1942 года было сформировано еще 4 танковые дивизии. Частично это удалось благодаря расформированию частей кавалерии, оказавшихся неэффективными. Еще три пехотные дивизии были преобразованы в моторизованные – в дополнение к десяти уже существующим моторизованным дивизиям, созданным в 1941 году. «Однако только 10 из 20 танковых дивизий удалось укомплектовать полностью. Дело в том, что по приказу Гитлера строительство новых танков сдерживалось – все имеющиеся в наличии производственные мощности были использованы для строительства подводных лодок».

Тома подверг жестокой критике неспособность высших генералов и самого Гитлера оценить первостепенную важность укрепления танковых сил и вовремя укомплектовать их всем необходимым.

«Того, что у нас имелось в наличии, было достаточно, чтобы одержать победу над Польшей и Францией, но катастрофически не хватало для завоевания России. Ее просторы были воистину необъятны и очень трудно проходимы. Нам следовало иметь, как минимум, в два раза больше танков, да и мотопехотные полки были недостаточно маневренны.

Первоначально наши танковые дивизии были идеальны – два танковых и два мотопехотных полка. Пехоту перевозили в бронеавтомобилях, потреблявших много горючего. В начале русской кампании существовала возможность доставить солдат почти на поле боя. Часто они высаживались из грузовиков всего за четверть мили от линии фронта. Но авиация русских развивалась достаточно быстро, и вскоре возить солдат стало слишком опасно. Им приходилось совершать длительные пешие переходы. Но в танковых дивизиях пехота должна вступать в бой быстро, когда она не появляется в нужное время в нужном месте, в ее использовании теряется смысл.

К тому же тяжелые и неповоротливые грузовики на бездорожье часто увязали. Идеальной страной для использования танковых сил была Франция, самой неподходящей – Россия. Местные дороги были или непроходимыми болотами, или песчаными насыпями глубиной 2–3 фута. После дождя они тоже превращались в болота».

В заключение Тома добавил: «В сравнении с Россией Африка была настоящим раем. Танковые части, прошедшие испытание Россией, легко адаптировались к условиям Африки. Было бы ошибкой извлекать уроки из африканской кампании и применять их в других условиях.

Тома подчеркнул, что большой ошибкой русской кампании было отсутствие взаимодействия между танковыми подразделениями и авиацией. «Это лишило нас возможности достичь многих успехов. Причина такого положения заключалась в том, что парашютно-десантные войска были частью люфтваффе, и в высших эшелонах власти не было единого мнения относительно их использования. Геринг олицетворял собой главное препятствие. Еще одна трудность – несовершенство нашей самоходной артиллерии. Важность этого оружия переоценить невозможно. Но то, что мы использовали, было посредственными самоделками, да и ходовая часть всегда была перегружена».

Осенью 1942 года Тома попал в плен в Эль-Аламейне, поэтому не мог поделиться опытом использования танков на последней стадии войны. Но мы можем воспользоваться свидетельствами Мантейфеля, а также его выводами, в целом основанными на идеях его предшественника Тома, но несколько видоизмененными и дополненными. Рассказ Мантейфеля был слишком длинен и перенасыщен техническими деталями, чтобы утомлять им не искушенного в вопросах конструкции и применения танков читателя, но отдельные его мысли все же, на мой взгляд, стоит процитировать. «Танки должны быть быстрыми. Я бы сказал, что это самый главный вывод, касающийся их конструкции, который можно сделать, основываясь на опыте войны. «Пантера» в общем-то показала себя неплохо и могла бы стать прототипом танка будущего. «Тигра» мы обычно называли «мебельным фургоном», хотя на начальном этапе эта машина доказала свою полезность. Основным препятствием для использования «тигров» в России стала их тихоходность. Во Франции этот недостаток ощущался менее остро, поскольку расстояния там не в пример меньше».

Мантейфель считал, что русский танк «Сталин» лучший в мире. Он сочетал в себе мощное вооружение, толстую броню, небольшую высоту и довольно высокую скорость, превосходящую «тигра» и лишь ненамного уступающую «пантере». Он обладал лучшей маневренностью, чем все немецкие танки.

Затем Мантейфель упомянул о двух помехах, препятствовавших эффективному использованию танковых сил, которые вполне могли быть устранены. «Каждое подразделение должно иметь свою собственную передвижную мастерскую, которая следовала бы в боевом эшелоне. Наша армия совершила серьезную ошибку, разместив эти мастерские в тылу. Они должны выдвигаться вперед и подчиняться боевому офицеру, имеющему с ними постоянную связь. Это очень важно, поскольку только так мелкий ремонт может производиться в течение ночи. Такая организация могла бы предотвратить многие потери. При этом командиры танковых соединений не были бы вынуждены двигаться вперед с изрядно уменьшившимся количеством танков лишь потому, что не могли позволить себе ждать, пока отремонтируют остальные. Зачастую они были вынуждены приступать к выполнению заведомо нереальных заданий, рассчитанных на изначальное число танков.