Плюх еще раз обозрел комнату, как будто хотел сегодня же ночью тайком вынести из нее все самое ценное, и пожал плечами:

– Если у кого-то не проснется совесть, то… Так что ждите, вам еще позвонят. А по поводу здоровья сына не беспокойтесь: он не настолько больной, как кажется, напуган только.

– Вы уверены, что… – заглядывала ему в глаза Боева.

– Во всяком случае, паниковать рано. Ложитесь спать, а утром я вам позвоню.

Потом Плюх повез на собственной машине Зинаиду домой, и она тут же кинулась к телефону.

– Подожди, Зинаида! – ухватил ее Плюх за рукав. – Кому ты собралась звонить? Времени-то половина второго ночи!

– Ну и что?! А если это и в самом деле проделки Кристины? Нет, я обязательно должна позвонить дочери, – отбрыкнулась от него Зинаида и стала терпеливо ждать, когда у Насти снимут трубку. – Алло! Доченька! Я так рада… я, говорю, рада тебя слышать! Как у тебя дела? Да нет, ничего не произошло… Говорю – ничего! Что ты, спишь, что ли? Мать тебе говорит, говорит… Ага, ага, перезвонишь завтра… Там ничего у вас страшного не случилось? Я просто так интересуюсь. И ничего необычного? Да говорю же тебе: просто так спрашиваю! Настя, и в подъезде тебя никто не ловил? И не угрожал никто? Ой, да чего ты переполошилась-то? Прям, поинтересоваться нельзя! У меня? Нет, нет, ничего… Я никуда не ввязывалась… А я говорю – никуда! Просто решила узнать, как на тебя действуют магнитные бури. Я слышала, они как раз сегодня! Ага… Магнитные нормально, а из-за меня ты теперь не уснешь? Ну и зря. Лично я сейчас совершенно спокойно спать лягу. Давай, доченька, не балуйся там, ложись и спи, не мешай Саше.

Она с облегчением выдохнула и, ухватив тяжелого Мурзика, прошла к себе в комнату. Там уже вовсю командовал Плюх. Из кухни он притащил чайник и степенно разливал по чашкам кипяток. Пока Игнатий искал сахар, Зинаида сумела-таки рассказать ему про сегодняшнее приключение.

– А самое главное, – для пущего эффекта понизила она голос, – самое интересное, что когда я поднимала с полу листок, я увидела, что на нем нарисовано! Знаешь, что?

– Знаю! – так же зашептал, открыто издеваясь, Плюх. – «Утро стрелецкой казни». Угадал?

Зинаида посмотрела на него, как на нагадившего щенка – носом ткнуть или сам поймет?

– Вот неотчего веселиться-то! Там было изображено платье. И не какое-нибудь, а то самое, в которое Вадька наряжен был. Вот!

– Ого! – присвистнул Плюх.

– Не свисти, денег не будет. Я же никогда не свищу и… и денег у меня никогда нет, – неизвестно к чему добавила Зинаида. А потом сообщила: – Я хорошо помню, даже расцветка та же самая!

– И что сие означает?

– А то! Вадьку избил кто-то из театра. И платье оттуда стащил, чтобы его нарядить, – делилась соображениями Корытская, осторожно глотая горячий чай. – А я еще тогда обратила внимание, что парень был в нем какой-то горбатый. А это просто платье такое – с горбом.

– Замечательная модель! – прищелкнул языком Игнатий. – А костюмы с грыжей не шьете?

– Ой, ну очень остроумно! Мурзик, смейся, давай, видишь, дяденька старается! – фыркнула Зинаида и принялась терпеливо объяснять: – Я ж тебе говорю: у Наташки одно плечо кривенькое. Ну, короче, тетка по всем статьям не удалась. Она и так вредная, да еще кособокая, а уж на лицо…

Игнатий нетерпеливо застучал ложечкой о чашку. Зинаида вздрогнула и прилежно продолжила уже по теме:

– Я и говорю: не повезло… Так вот ей специально такие накладки делают, чтобы плечи зрительно выровнять. Здесь подкладывают, здесь вот так поднимают, а здесь… Только, как ни крути, а вредность никак не скроешь. Но вот если это платье с накладками на нормальную фигуру напялить…

– На мужскую, к примеру…

– Неважно, на чью, просто на нормальную, то получится как раз, что человек горбатый – накладка-то выпирает. Вот на Вадьке это платье и было! И наверняка похитил его кто-то из театра. Теперь только надо узнать, кто именно.

Несмотря на подколки, Игнатий слушал Зинаиду очень серьезно, но когда она закончила, повел себя непростительно легкомысленно: завалился в кресло и рассеянно окинул глазами комнату.

– Ты о чем сейчас думаешь? – настороженно спросила Зинаида.

– Я? Я вот думаю: куда ты могла сахар задевать… Не могу чай горький пить, и все! Что ты тут будешь делать…

– Сахар на кухне, – резко оборвала его подруга. – Но нам сейчас некогда думать о сладкой жизни – преступник на свободе. И наверняка пытает сейчас бедного Вадика!

Игнатий не стал развивать тему про пытки. Он направился на кухню за сахаром и только в дверях обронил:

– Никто не пытает вашего Вадика. И вообще, сдается мне, Татьяне завтра же позвонят и попросят денег. Зин, я завтра, наверное, не смогу прийти – работы много, так если позвонят, ты мне на сотовый звякни. Где, ты говоришь, у тебя сахар?

Пока Плюх искал на кухне сахарницу, в голове у Зинаиды шла трудная работа: она обдумывала тяжелую, неприятную мысль. И едва Игнатий вернулся с сахаром, она его сразу же огорошила результатами своих изысканий:

– Игнатий, хочу тебе сообщить отвратительный вывод! – торжественно поднялась она с дивана и даже чашечку с чаем отставила на тумбочку. – Игнатий – ты подлец!

Тот обескураженно вертел в руках сахарницу и не мог придумать: после эдакого заявления ему следует уходить или же пытаться убедить даму в обратном?