Тревожные мысли оборвал заливистый звонок. Собрав тетради в сумку, Даша подошла к расписанию. Сегодня пятница, а что будет в понедельник? Алгебра, английский, физика… Около отдельного стенда толпился народ. Там в развернутом виде вывешивали школьный журнал и сейчас вывесили новый номер.

– Лен, Лена, про тебя написали!

– Про нее чего путного написать могут?

– А вот, смотри, советы от Михаила Алексеевича!

– Ну отойди, не видно ни черта.

– Ты ниже читай, это статья про Захарова, а советы ниже.

Даша заинтересованно подошла. Немного строк с банальными фразами, фотография, где присутствует почти весь класс, унылые лица…

– Даша, а почему Захарова сегодня не было? – перед ней стояла Оксана Щукина, девочка умненькая и очень миловидная.

– Не знаю.

– Можно мне с тобой поговорить? – девушку явно мучил какой-то вопрос.

Они отошли подальше от галдящих читателей.

– Даша, а нельзя к вам устроиться на работу? Я все могу, у меня нет комплексов. Может, поговоришь там насчет меня, а? – без предисловий начала Щукина.

– Ух ты! Даже все! А что тебя толкает-то на такую работенку? – Даше разговор не нравился.

– То же, что и тебя, – колко сверкнула глазами красавица. – Деньги нужны.

– Уж так нужны, что на все готова? У тебя что, семеро по лавкам?

– Ой, я тебя умоляю! Литвинова, я же нормально с тобой говорю, чего ты-то с моралью лезешь!

– Не лезу я с моралью, а помочь ничем не могу, я там не работаю. Иди вон, по любому телефону предложи свои богатые способности, девочки на ночь всегда требуются.

– Так хочется к хорошему хозяину, – уже в спину Даше пробормотала Щукина.

«Все она может, – злилась Дарья. – Иди, поскачи, я уже свое отвыгибалась».

У нее теперь была новая забота – куда-то устраиваться. Деньги еще были, но утекали, как песок сквозь пальцы. Однако вернуться обратно Даше в голову не приходило. Она туда не вернется.

Женька лежал на диване и бессмысленно пялился на развернутую газету. Необходимо просто отвлечься. Вот хотя бы прочитать эту развлекательную страницу. Но с чтением не получалось, все его мысли были заняты другим.

Вчера Татьяна не ночевала дома. Это случалось довольно часто и раньше, но сегодня почему-то Женьке было особенно неспокойно. Вот уже три часа, как он пришел с работы, уже и в квартире убрал, и ужин этот осточертевший приготовил, а сестры все нет. Значит, опять где-то наркоманит. И в самом деле, смешно было бы надеяться, что Татьяна сядет и будет стойко держаться подальше от своей отравы до самого лечения. А он уже и школу начал пропускать, чтобы помочь ей продержаться, да, видно, сорвалась, не укараулил. И где ее теперь искать? Учиться Татьяна нигде не училась, два раза устраивалась на работу, оба раза ее турнули, и теперь Женька собирался всерьез заняться ее устройством уже после лечения. Ни подруг хороших, ни друзей себе не завела, к кому бежать? Опять к Дергачу?

Женька вспомнил их недавнюю встречу. Он не раз предупреждал, чтобы парень и близко не подходил к сестре, но тот всегда только усмехался и с наигранным удивлением поднимал бровь:

– О чем ты, Захаров? Какие наркотики? У тебя что, крыша едет? Зря ты так.

В последний раз Женька специально дождался Дергача у ворот маленькой мастерской и, отведя его на темную аллею, спросил без всяких предисловий:

– Ты Таньку колол?

– Что ты! Она большая девочка, сама колется.

– Я тебе говорил, чтобы ты к ней не подходил, ты не понял?!

– Да пошел ты на…

Договорить Дергачу не пришлось. Мощный удар сшиб его с ног. Женька бил с остервенением, с неизвестной доныне злобой и опомнился лишь тогда, когда прибежали ребята из мастерской.

– Ладно, харчок, сейчас я тебя бить не буду, но я тебя не прощаю! – злобно сверкал глазами Дергач. – Я тебя, сука, в крови утоплю. И не только в твоей.

Тогда разъяренный Захаров принял эти угрозы как обычное моськино тявканье, а вот теперь боится по-настоящему.

Женька отбросил газету, выключил свет и подошел к окну. Часы пробили десять. Он не любил эти часы. Они были старинные, деревянные, с резными завитушками. Может, когда-то в доме у деда, от которого достались, часы и были на своем месте, но сейчас они смотрелись излишне помпезно в скромной захаровской квартире. Их угрюмый, грозный бой всегда пугал Женьку, ему казалось, что они не просто показывают время, а специально созданы кем-то страшным и всемогущим, чтобы отсчитывать оставшиеся часы жизни. Так они когда-то отсчитали время деду, потом отцу, затем матери и кому-то отсчитывают теперь. Кому?

Было жутко, а Татьяна все не возвращалась. Что же могло случиться? С ней – что угодно. И неужели сама не понимает, по какому краю ходит, ведь не глупая! Темнота давила, росло беспокойство.

Женька включил свет, вышел на кухню и закурил. Вот интересно, со всех страниц газет, журналов, с экранов постоянно вещают: «Родители! Любите своих детей и не бойтесь им сказать об этом!» А что получается? Уж Таньку-то не любили! И отец, и мать в ней души не чаяли, а она как цветок: ее холили-лелеяли, она росла и расцветала, чуть отвернулись – и подломилась. Понятно, ей было трудно, но ведь не все же ломаются. Взять, к примеру, Дашу. Дашенька, Даша. При воспоминании о ней Женька нахмурился. Все! Не о ней сейчас надо думать. Господи, да что же с Татьяной? Нет, так нельзя, он изведет себя вконец, завтра и на работу можно проспать, а сестрица заявится часа через два, опять невменяемая или излишне веселая, и еще обижаться начнет – почему это братец не рад такому дивному явлению!