– А я говорю – знают! Не просто так они заявлялись! И про Юльку знают! И про Римму!! Не знаю, ты у нас голова, вот и думай!! Ну ты же неглупый мужик, понимаешь, что дальше нельзя!!

Подруги на цыпочках прокрались к груде костюмов и притаились. Кирюша так волновался, что ничего не замечал, а дамы даже дышать перестали.

– …Нет, я, конечно, запудрил им мозги, но дальше косить под дурака… Почему «косить»? Ах, это ты так шутишь! Нашел время для шуток, идиот!.. Да что я могу сказать-то?!! Я и сам толком… Думай давай!!

Кирилл Назарович со злостью выключил телефон и нервно выскочил из подвала, не забыв несколько раз повернуть ключ в скважине.

– Ф-фу! – выдохнула Василиса, вылезая из-под тряпья. – Ну ты посмотри какой мерзавец! Что-то знает, а прикидывается каким-то режиссером!

– Еще и телефончик сотовый купил… Сантехник… Ой, Вася, чует мое сердце – это он всех девчонок сам и того… укокошил… – тихонько пролепетала Люся.

– Теперь он догадался, что мы что-то вынюхиваем, может запросто и нас на тот свет… – судорожно вздохнула Василиса.

– Ну уж… Так и запросто! Жена ему небось сказала, что сын твой милиционер, побоится. Интересно, а что это Рая про Юлю говорила? Как это Кристина могла Юле звонить? Кристина же утонула!

– И откуда Римма это знала?

– Вот тебе и отгадка: Римма что-то узнала про смерть Юли, поэтому и сама погибла. Скорее всего ее разговор с Кирюшей не только его жена слышала, мог слышать и убийца, вот и убрал свидетеля, – размышляла Люся.

– Верно, сам Кирилл тоже мог. Он же по телефону говорил явно с сообщником.

– Не думаю. Если Кирилл убил, зачем ему сообщники? Ты же слышала, он говорил, что сказать ничего не может, потому что и сам ничего не знает.

– С кем же он по телефону общался? – протянула Василиса. – И почему все так запутано? Погибла Римма Рудина, оказывается, что до нее пропали еще две девушки, прямо бермудский треугольник какой-то! Люся, нам надо как-то выбираться из этого дерьма. И чем скорее, тем лучше.

– Ты подвал имеешь в виду? – оглядела Людмила Ефимовна комнату. – А никак не выберемся. Окошко вон как высоко, да и маленькое оно, только я пролезу, а дверь заперли.

– Ты, Люсенька, меня не пугай, – заволновалась Василиса. – Что значит, только ты пролезешь? А я что же, до следующей репетиции здесь проживать буду? Давай, Люсенька, ты лезь, я тебя подсажу, а потом ты меня с той стороны откроешь.

– Чем? У меня ключа что с той, что с этой стороны как не было, так и нет. Давай лучше по старинке – плечиком подналяжем.

Подружки подналегли плечиками. Дверь даже не дрогнула. Подруги поднажали еще раз, с тем же результатом. Потом и вовсе их упражнения приняли хаотичный, нервный характер: Люся воробьем напрыгивала на упрямую дверь с коротким взвизгиванием, Василиса же долго, добротно разминалась, затем с нарастающим рыком «Ы-ы-хрясь!!!» слоном кидалась на дверь и уже с чувством исполненного долга уныло сползала вниз. Потом все начиналось сначала. Неизвестно, сколько бы барышни так боролись с дверью, но тут Василиса поднатужилась, как настоящий тяжеловес, и с трубным криком налетела на Люсю, скачущую возле порога. Люсеньку чуть не размазало по двери. Однако она держалась настоящей героиней – только слабо охнула и тихонько отползла в сторону.

– Люсенька! Ты как?

– Не дождешься… – еле пробормотала та. – Я вот думаю: а что, если попробовать дверь ломиком поддеть? Вон видишь валяется?

С ломиком дело пошло быстрее – уже через десять минут подруги были на свободе.

– Люся, может, мы еще к артистам сбегаем? У нас по списку… кто там у нас по списку? – стала вспоминать Василиса, но Люся ее прервала.

– Ты мне всю грудную клетку раздавила, я теперь не могу с такой расплющенной грудью показаться приличным людям. Мне отдых нужен!

Василиса придирчиво оглядела подругу и только проворчала:

– Можно подумать, у тебя когда-то грудь была…

Однако тащиться к артистам уже не было сил, и вымотанные сыщицы поплелись на остановку.

Следующее утро началось со звонка в дверь. Василиса привычным жестом натянула на голову одеяло и на всякий случай стала храпеть с утроенной силой – вдруг Люсенька не услышит звонка, тогда ее точно разбудит храп. Люся же со своим музыкальным слухом и в самом деле не могла долго терпеть такой экзекуции, поднялась и, ругая на чем свет стоит толстокожую, глухую подругу, поплелась открывать. В комнату впорхнула ароматная, свежая Ольга; раскидав длинные полы стильного плаща, плюхнулась в кресло и, улыбаясь, уставилась на мать. Люся стояла перед ней невыспавшаяся, хмурая, в ночной рубашке, с помятым после сна лицом и улыбаться не торопилась.

– Ты ушла от Володи… – скорее сообщила, нежели спросила она.

– Мама! – боясь расплескать счастье, еле проговорила дочь. – Ты ни за что не догадаешься!!

– Тогда он от тебя ушел.

– Мама!! – устроилась поудобнее Ольга и, сдерживая эмоции, начала тихонько радовать мать: – Мамочка, я уезжаю в Канаду!

– Катись.

– Меня приглашают поработать…

– Можешь взять мой купальник, бикини, правда, там трусики панталончиками… я его только в этом году купила, он мне сейчас ни к чему, я теперь… Ва-а-аася!! – вдруг взревела она. – Дай мне яду, помнишь, мы паразитов травили! Я от стыда не могу шагу ступить! Неси немедленно! Вася! Не смей спать, когда у подруги горе!! Яд у нас в коробочке, на кухне, на ней еще «сода» написано!!