– Ага, – не оборачиваясь заметил Механик. – Пули, значит, унесли, а гильзы оставили.

– Ладно, – легко согласился Штурман. – Тогда оставляем только два.

Тем временем «Мураш» преодолел подъем и выбрался на ровное место.

– Вижу какую-то очередную дыру, – сообщил Механик. – То ли вход, то ли выход. Впереди. Расстояние тысяча двести метров. Оттуда как раз, по-моему, поднимается свод этого подземного царства.

– Давай туда, – скомандовал Капитан. – Будем надеяться, что дыра эта ведёт наружу. Не знаю, как вам, а мне порядком надоели эти подземные скитания.

– Да мы тут всего ничего! – воскликнул Оружейник. – И вообще мало что узнали…

– А что и как ты собираешься узнать? – с иронией осведомился Доктор. – Капитан прав, надо наружу поскорее выбираться, людей искать. Ворота они построили и стреляли здесь тоже они.

Дыра, замеченная Механиком, оказалась при ближайшем рассмотрении въездом в тоннель, который, к всеобщей радости, вёл не вниз, а вверх.

– Угол подъёма маловат, – посетовал Механик, трогая с места, – но не будем хотеть слишком многого.

Ещё через километр тоннель закончился такими же воротами, которые они открыли словами из сказки на выезде из подземного озера. Только на этот раз в стальных тяжёлых створках зияла безобразного вида громадная дыра с оплавленными краями. Достаточных размеров, чтобы в неё проехал вездеход.

– Ух ты! – воскликнул Механик, останавливая вездеход. – Кто-то, видать, не захотел мозгом шевелить. Чем это, интересно? Лазером?

– Не похоже, – авторитетно заявил Оружейник. – Тут не вырезали, а прожигали. Сразу и насквозь. Сталь просто испарилась… Плазменная пушка так может. Наша, например, что на «Мураше» установлена.

– Не нравится мне это, – сказала Вишня. – Сначала гильзы, теперь дверь кем-то разрушенная… Мы, лируллийцы, не любим войны. И стрельбы по любым целям тоже не любим.

– То-то ваши патрульные крейсеры вооружены по самое никуда, – усмехнулся Капитан.

– Потому и вооружены, что не любим, – объяснила Вишня.

– Эх, госпожа Вишня, да кто ж её, войну проклятую, любит и кто её зовёт… – примирительно коснулся руки лируллийки Капитан. – Только она, увы, чаще всего без всякого спроса приходит. Сама. Ну, Механик, что встал? Вперёд.

И они двинулись вперёд.

Маша меня простила.

Не сразу, конечно. Пришлось дарить в больших количествах цветы и даже полушутливо стоять на коленях.

Странно, что я за каких-то два дня так привязался к этой, в общем-то, не самой эффектной в моей жизни девушке. Но что значит эффектной? Само понятие «эффектная» именно и предполагает сильное, но краткое внешнее воздействие физической красоты. И на тебя лично, и на окружающих. А Маша…. Было в ней нечто основательное, настоящее, чему я пока не мог подобрать слова, некая изначальная женская мудрость, которая, вроде бы, особо не проявляясь внешне, тем не менее чувствовалась во всех её, даже самых незначительных словах и поступках.

Однако слово «любовь» пока вслух не произносилось. И не потому, что я сомневался и не был уверен в себе. Хотя и сомневался тоже, потому что моё чувство к Маше уж очень было не похоже на те любови, что случались со мной раньше. Но что мы знаем о любви? Нам кажется, что мы уже не раз испытывали её и здесь для нас нет никаких тайн и неожиданностей, однако, когда она приходит снова, мы опять уверены, что любим впервые, а всё, что сладко терзало наши сердца в прошлом, не более чем легкомысленные увлечения.

И только к первой любви все вышесказанное не относится.

Впрочем, и кроме чудесной Маши у меня хватало впечатлений. Жизнь, казавшаяся до последнего времени никчёмной, скучной и лишённой хоть сколько-нибудь приемлемого смысла, неожиданно понеслась вскачь с такой прытью, что я напрочь забыл про свою ещё совсем недавнюю тоску, сплин, депрессию и прочую неизбывную хандру.

Сашка Ковригин, старая фэсбешная лиса, оказался прав. Слава выскочила на меня из-за угла и повисла на шее, будто красивая пьяная девка.

Кадры, что я отснял в на Ростовской АЭС, были показаны ведущими телекомпаниями мира, а репортажи помещались, как и обещал главный, исключительно на первой полосе и были перепечатаны с разрешения нашей редакции многими крупнейшими газетами Европы и Северной Америки, чьи корреспонденты просто не успели вовремя добраться до места событий. Мне даже пришлось дать несколько интервью своим коллегам, как человеку, своими глазами видевшему все пять бомб, установленных террористами в реакторном отсеке первого блока.