– Шину наложил, забинтовал. Сейчас, наверно, бегает – не угонишься.

– Но жить все-таки можно?

– Именно, что жить можно. Не больше. Не забывайте, мне еще алименты по первому браку платить.

– У тебя там сын? – уточнила она.

– Сын и дочь. Дурное дело нехитрое, – невесело усмехнулся Верников.

– И… И долго тебе еще платить?

– Лучше не спрашивай.

– Слушай, Костя, – вспомнил Сергей. – У тебя же, помнится, когда-то своя фирма была. «Кошки и собаки», или как там?

– Да. «Кот и пес». Очень давно. До кризиса. Когда недоумки в цепях напокупали заграничных собак за десять тысяч долларов. А кормили по-российски – объедками. И собаки стали болеть… Вот тогда в самом деле было золотое время. Тогда, кстати, мы с Леной и квартиру сумели купить. Но то давно прошло. После кризиса все рухнуло.

– Да… – задумчиво протянула Ирина.

– Кто-то обанкротился, кто-то просто исчез. А тысячедолларовые собаки вышли на помойки…

– Вот это выражение. Ну прямо Борхес!

– …И быстро превратились в обычных русских дворняг.

– А сейчас? Нельзя открыть новую фирму?

– Можно, конечно. Можно вообще все. Но ты сам прекрасно знаешь, что период начального рынка прошел. Капиталов у меня нет, а мелкий бизнес в России никогда не будет жизнеспособным. Азия-с… Вот и работаю в ветеринарной клинике при сельхозинституте. Можно было бы в какой-нибудь другой – но платят везде одинаковые гроши. А тут привычка – учился там, диссертацию защищал и все такое…

– У тебя и диссертация есть? – поразилась Ирина, точно они не дружили десять лет.

– Была.

– В смысле – «была»?

– В смысле, что сейчас от нее толку нет. Защищался я вообще по телятам.

Тогда казалось – перспективная зоотехническая тема. Потом деньги минимальные сделал на собаках. А сейчас выживаю на кошках. Вот такой расклад, – подытожил Верников, сделав большой глоток коньяку и зажевав душистой турецкой травкой.

– Слушай, Костя… – Ирина внимательно посмотрела на него. – Скажи…

Скажи, ты сильно жалеешь по тому времени? Докризисному?

– Сильно, – коротко ответил он. – Хотя бы потому, что тогда я был еще почти молодой. И ловил на себе женские взгляды…

– Да я серьезно, а ты все шутишь!

– Так и я серьезно… Деньги сейчас не те. И вообще все не то. Тогда…

Тогда впереди маячила неясная, но определенная надежда. А сейчас – только яма с… экскрементами. Которая с каждым днем становится все глубже…Но работа… Честно скажу, собак я не очень любил.

– Почему? Лечить сложно?

– Да нет, с кошками сложнее… Просто уж больно паскудные твари.

– Ну, доктор Верников, ты даешь! – захохотал Сергей. – Первый и лучший друг человека – паскудная тварь?

– Вот именно. Собака слишком давно приручена и впала в сильную зависимость от человека. И в общем утратила черты самостоятельного вида. Бездомная кошка возвращается к дикому состоянию в первом поколении потомства. А любую бродячую собаку помани колбасой – она подбежит и руку тебе оближет. В доме она полностью перенимает черты хозяина и становится похожей на человека. Поэтому я собак и не люблю.

– Не любишь за то, что похожа на человека? Странно… – сказала Ирина.

– Да, – жестко ответил Верников. – Потому что я не очень люблю людей. Точнее сказать, я их очень не люблю.

– Смелое заявление, – откомментировал Анохин.

– Именно так. Человек – «венец творения» – самое поганое из существ.

Мерзкое и подлое, к тому же наделенное саморазрушающим сознанием. Рождающим иллюзию необоснованного превосходства над остальным животным миром. И так далее…

– Господи, Костя… – Ирина прижала руки к щекам. – Что ты такое говоришь…

– Говорю, что есть. Если бы я любил людей – стал бы простым врачом.

Я в ветеринары пошел не из-за того, что не смог поступить в нормальный мединститут, и так далее. А по убеждению. Лечить животных – благороднее, чем людей.

– Но христианский долг…

– Я не христианин, – отрезал Верников. – Я не верю в бога. Но мне не хочется сейчас об этом говорить. После обеда на сытый желудок портить кровь разговорами о боге… Да пошел он к черту…

– Это точно, – сказал Сергей. – Что-то мне не удается официанта позвать.

Схожу-ка я сам за пивом…

Он поднялся, отдуваясь после обильной еды, и ушел к бару.

– Ты очень хорошо выглядишь, – сказал Верников, чтобы сгладить резкость последних слов. – На тебе красивое платье… Ни у кого такого нет.