Шрифт:
– Так! Я дико интересуюсь – это здесь, что ль, Филины проживают? – спросила та, которая шире, лениво пережевывая жвачку.
– Проживают, а кто вас интересует? – важно спросил Дуся, выпячивая вперед голое пузо. В конце концов, пора сбавить девичью спесь. – Вам кого, красавицы?
– Не твое дело, – рявкнула та, которая светлее, резко отодвинула рукой хозяина и нахально продвинулась в комнату. – Слышь, окорок, а куда это наша обезьяна подевалась?
Дуся презрительно дернул головой и преподал урок вежливости:
– Если вы имеете в виду Ингу, так она вышла за покупками. И вообще! Что значит – обезьяна?! У нас, между прочим, все уже давно в людей превратились!
– Да! – выглянул Яков Глебыч и меленько хихикнул. – А ваша подружка так и вовсе… хи-хи… скоро лошадью станет, потому что так работает, так работает…
– Яков Глебыч, – одернул «папашу» Дусик, – ваш юмор прямо дебильный какой-то, честное слово. Девушки ищут Ингу…
– Да никакую не Ингу!! На фиг нам ваша Инга! – рявкнула светленькая и подскочила к Дусе. – Где Танька, спрашиваю?!! Куда она схоронилась?!!
Дуся немного отстранился и пожал плечами:
– Что это за слова у вас какие-то – «схоронилась»? У нас все хоронятся в одном месте – на Бадалыке. Правда, обещали новое кладбище отк…
Договорить он не смог. Дуся даже охнуть не успел, как мощный удар светленькой девушки сшиб его с ног, в голове будто лопнула трехлитровая банка, в глазах замелькали разноцветные шарики, и он грузно сполз по стене на пол.
Глава 3
С вазоном на бизона
Кажется, Дуся совсем недолго пребывал без чувств. Однако, когда он открыл глаза, картина его потрясла – по всей гостиной разбросанные стулья, перевернутое кресло, сдвинутый стол, черепки маманиной любимой вазы, а на диване с задранной кверху головой валяется Яков Глебыч и усердно выводит какую-то ноту в минорной тональности.
– Яков… Глебыч… – перекосило Дусю. – Ты совсем, что ли… свихнулся?! Ты чего натворил-то здесь, лихоимец? Сейчас маманя придет, она ж тебя… она тебя в жабу превратит!
– Сам ты… в жабу! Еще обзывается! – жалобно хныкнул Яков Глебыч, попытался сесть, и тут его прорвало: – Все из-за тебя!! Трус!! Дезертир!! Ковриком прикинулся, да?!! А меня тут!!. Знаешь, как они меня?!! Я тут таким соколом летал!!. Чего пялишься?! Давай «Скорую» вызывай! У меня вся нога переломана!! Уй-й-й, какой я бедны-ы-ый…
Дуся только сейчас сообразил, что погром устроил вовсе даже не его будущий отчим.
– Подожди ты верещать, Яков Глебыч, я не понял… Так это не ты, что ли?
– Да мне-то это на фиг надо?! Я ж не самоубийца! Я ж тебе говорю: пока ты там отлеживался, мне… нет, ты морду-то не вороти, ты глянь… уй-й-й-й! Черт!! Да вызывай же ты «Скорую»! Видишь же, нога опухла, там у меня… перелом прячется…
У Якова Глебыча действительно прямо на глазах опухала нога. Дуся заметался по комнате, кинулся к аптечке, на всякий случай хотел смазать опухшую конечность зеленкой, но едва прикоснулся к ноге, как бедолага взвыл сиреной:
– Ты гестаповец! Я весь такой бедный…
– Как же тебя угораздило ногу-то повредить? – дул на ногу Дуся. – Надо ж как-то поаккуратнее…
– Какого хрена поаккуратнее!! Я и так… Эти кобылы как давай меня охаживать, будто я им боксерская груша! Но я мужик! Как ухватил вазон этот… язви его! Думал – развернусь и по этим бабам, по бабам!
– Ну?!
– Чего нукаешь?! Разве я этот горшок подниму?! – чуть не плакал от досады Яков Глебыч. – Только на грудь его выжал, а эта… маленькая… сволочь! Мне в живот пощекотала! Ну я и… Прямо себе на ногу этим вазоном! А у меня же нога-то костяная, а не арматурная! Да вызывай ты «Cкорую», чего ты мне ногу слюнями мажешь?!
Вообще-то, Дуся надеялся, что на Якове Глебыче, как на собаке… в смысле, само заживет, но тот упрямо требовал традиционной медицины.
Пока дожидались «Cкорую», Дуся все допытывался:
– Нет, ну а чего они хотели-то? Они же зачем-то приходили! Может, они деньги просили?
– Да какие там деньги! Я им сразу все Липушкино золото отдал, только они все про какую-то бабу спрашивали… – Тут вдруг Яков на минуту забыл про ногу и осторожно сел. – Слышь, Дусь, а они ведь Милочку искали, да. Только называли ее почему-то Танькой.