Он слушает молча и все ниже наклоняет голову, а глаза при этом смотрят прямо на меня, не моргая. А потом вдруг так хрипанул, прочистил горло и говорит: “Ты что это мелешь? Какие шлаки? Какая мельница для грехов? Грехи Бог прощает!”.

Я говорю: “Отец Борис, извините меня, я сам без понятия, но там все по благословению… Если грехи накапливаются…”.

“В церковь надо ходить и исповедоваться… А вы вообще… крещеный?”

“Пока еще нет, но я как раз собирался… отец Борис, я только хочу понять, если аппарат от Бога…”

“От Бога аппаратов не бывает! – рявкнул отец Склифосовский. – От Бога бывает благодать! Но не всем дается. Святой Дух от Бога бывает!”

“Вот я и говорю…”

“Что ты говоришь?! Помолчи лучше. ПОМОЛЧИ! Прости, Господи! Иди отсюда, не вводи меня во грех”.

“Вот я и говорю, от греха же никто не застрахован, все может случиться, и если ученые доказали, что грех застревает в зубах, то возможно путем долбления…”

Отец Борис закрыл руками уши и, быстро что-то бормоча, побежал от меня в другую часть церкви. Тетка, которая свечки продает, с ужасом смотрела на меня. Я подошел к ней и положил на стол три тысячи.

“Вам чего?” – прошептала она.

“Ничего. Возьмите вот… Извиняюсь… Спасибо”.

“Нет, нет, не надо, заберите, – сказала тетка. – Спаси, Господи! До свиданья”.

Я вышел из церкви, в голове гудел шум, и во рту было неприятно. Я стоял и думал: что теперь делать? Подошла женщина, из тех, что молились, сняла с головы платок и оказалась девушкой, довольно симпатичной. Сказала: “Какая благодать, правда?”. А я стою, как одурелый, и говорю: “В каком смысле?”. Она: “Видели, как на Херувимской солнце в окна светить стало?! И сейчас здесь, на улице…”. А погода, правда, классная. Настоящая весна. Я говорю: “Да, хорошо, и тепло совсем”.

Тогда она вынула гребень из волос, тряхнула головой, волосы рассыпались, и она совсем красивая стала, такая необычная. Она и говорит: “Вы, конечно, мужчина, но все-таки неправильно так нараспашку деньги держать. (Тут я только заметил, что стою посреди дороги и в одной руке у меня бумажник раскрытый, а в другой три тысячи, которые тетка не взяла.) Я вот сейчас на станции, – продолжает девица, – тоже стала в сумочке копаться, а какой-то подонок вырвал сумочку, спрыгнул с платформы и убежал. Я ахнуть не успела, и народа никого кругом. А там документы, и проездной, и денег немного.

Я говорю: “Ничего себе! Это где, у нас тут на станции?”.

Она говорит: “У вас, у вас! Я к подруге приехала – мы договорились, а у них заперто”.

Если вы до этого места дочитали, то скорее всего, у вас возникло такое соображение, ну, вот – началось: я сказал, она сказала, то, сё, потом переспали и так далее, короче, занудство. Ну да, да… потом, можно сказать, что переспали, а можно и иначе про это сказать, только вам-то что до этого? Но поймите, это не отступление от главного, это и есть главное. А я так подробно рассказываю про тот, первый разговор, потому что я, на удивление, помню его прямо дословно, а во-вторых, потому что тут важны все детали, и из этих деталей завязались такие узлы, что я их и по сей день распутать не могу.

Она сказала, что зовут ее Веста (опять неожиданное, необычное имя!). Я стал ей деньги совать, эти три тысячи, а она ни в какую. Кое-как уговорил ее, прямо насильно в руку вложил. Тут у нее потекли слезы. Причем лицо совершенно спокойное, не морщится, не кривится, а слезы из больших глаз текут, как из крана. “Дайте, – говорит, – ваш телефон. Я вам все верну, я не такая уж бедная”. Я смотрю на эти слезы, стою, как под гипнозом, и протягиваю ей мой мобильник. Она руки вскинула и говорит: “Да не в этом смысле! Номер телефона мне дайте, я вам позвоню и привезу деньги”.

Ну, короче, завел я ее в кафешку “Три волонтера” (это прямо напротив церкви), накормил ее (она голодная совсем была), поговорили. Она студентка-дизайнер, но уже подрабатывает в одной фирме, подруга ее (из нашего поселка) тоже дизайнер. Они обе из Душанбе, но русским там жить невозможно. А муж подруги – тоже дизайнер – хочет создать свое дело. Сейчас подыскивает помещение для офиса. А его друг (мужа друг) – на удивление, тоже дизайнер, – сейчас оформляет виллу в Красногорске, там и живет, и оставил пока квартиру у нас в поселке подруге и ее мужу. Вот она к ним и ехала, ее обокрали, а их нету дома. Она подумала, что они в церковь пошли (они всегда в церковь ходят), и тут встретила меня.

Я, признаться, слушая про этих дизайнеров, запутался и немного заскучал, но лицо у нее, и грудь, и вся фигура, и одежда не только в порядке, но даже такие… манящие. Так что смотреть на нее можно долго.

Ушла Веста на станцию. Провожать я ее не стал, это уж было бы слишком. Но день этот был особенный, страшное дело! Вернулся домой, охранник говорит: “Вам корзину принесли”. Я сперва завелся: “Кто принес, какую корзину, кто тебе велел принимать?”. Потом пошел, глянул – вроде, ничего, нормально – подарок. Продуктовая корзина, и там шампанское, виски (хороший), французское вино, ну и разная икра, крабы, фрукты, армянское мясо копченое (забыл, как называется), короче – ужин на компанию. А я один. Сверху конверт, и в нём записка: “Фирма “LW-16” глубоко сожалеет о произошедшем инциденте. Приносим Вам свое сочувствие и извинение за причиненные переживания. В канун дня Благовещенья шлем наилучшие пожелания. Храни Вас Господь! Генеральный директор М.Г. Филимонов. Р.S. Надеемся на дальнейшее сотрудничество. Уверены, что все Ваши грехи станут исключительно нашей заботой. С уважением, Генеральный директор М.Г. Филимонов. Господь с Вами!”.