Егора, привыкшего к литературному языку, передернуло. Аслан продолжал:

– А в пункте триста девятом сказано, что он не имеет права даже разглашать факт существования этого приложения. Его заставят натворить что-нибудь страшное, а он будет обязан взять вину на себя.

– Мишку никто не заставит, - сказал Егор убежденно.

– На это есть параграф "Ответственность сторон за неисполнение договора", - парировал Аслан.
– У работодателя ответственности, понятно, никакой. В случае неисполнения договора работником - а приложение является неотъемлемой частью договора - на работника накладывается штраф в размере тридцати трех тысяч трехсот рублей.

– Что за сумма такая дикая?
– изумился Егор.
– Мишка за три жизни ее не заработает.

– Ты просто не имел дела с китайцами, - терпеливо повторил Аслан.
– Эта сумма - условный знак. Знак "Триады".

Егор поежился. "Триада" была одной из самых сплоченных и жестоких этнических мафий Москвы. С ней боялись связываться даже полицейские.

– Почему именно тридцать три триста?

– Три - символ "Триады". Но у этой суммы есть и практический смысл. Тридцать тысяч - это средняя цена, которую можно выручить за здорового молодого мужчину, если разобрать его на органы и продать их на черном рынке. Прецеденты были, я о них слышал. Такие дела, брат.

Егор молчал, переваривая услышанное. По всему выходило, что Мишка снова собрался вляпаться, причем на этот раз в очень опасное дерьмо.

– Спасибо, Асланик, я ему скажу, - сказал он.
– Ты сам-то как?

– Да ничего, помаленьку. Вот, с девушкой познакомился. Путешествуем вместе.

Рядом с изображением Аслана появилась вторая объемная фигура - маленькая симпатичная вьетнамка. Она улыбнулась и что-то прощебетала на своем языке.

– Говорит, хорошая у тебя квартира, - перевел Аслан.
– Устала жить в палатке.

– Приезжайте в гости.

– А вот возьму и приеду. Что тогда делать будешь?

– Куплю бочку соевого пива. Или две.

– Заметано. Ладно, давай, братишка, нам с Линь пора прятаться, чтобы не привлечь лишнего внимания. Места здесь опасные.

– Пока, Асланик! Спасибо тебе!
– искренне поблагодарил Егор.

Изображения Аслана и Линь погасли. Егор принялся лихорадочно вызывать Сурмилова, забыв от волнения о сидящей рядом Наташе. Он долго ждал, слушая казавшиеся бесконечными гудки. Мишка не ответил.

* * *

Первый вечер с гулловским роботом Егор не забудет никогда. Ни разу за свою прежнюю жизнь он не был так счастлив - разве что однажды в детстве, получив в подарок на шестилетие карликовую настольную козу из "Юкеи". То было чистое беспримесное счастье, какое испытываешь, когда мал и пока не знаешь мрачных сторон взрослой жизни; но длилось оно совсем недолго. Технология клонирования eщe не достигла полной надежности, и через пару месяцев коза сдохла от неизлечимого аутоимунного заболевания. Магазин вернул деньги, но это не могло ничего исправить. Егор рыдал две недели, доведя себя до икоты и судорог. Мертвая коза стала первым зловещим признаком того, что с миром не все в порядке. Маленький Егор твердо усвоил, что счастья без расплаты не бывает.

И вот вторая попытка. Андроид модели GHR18 не умрет никогда, если вовремя проводить сервисное обслуживание. А управляющий андроидом друггл и вовсе вечен - он не исчезнет, пока существует Гулл. Наташа не покинет его, даже если Егор перестанет платить ежемесячную абонентскую плату за нее. Правда, тогда она будет склонять его к ненужным покупкам, а то и делать их сама. Так уж устроена жизнь. Раньше бесплатная услуга оплачивалась принуждением смотреть рекламу. Теперь рекламы нет, зато друггл запросто истратит твои деньги на то, что укажет Гулл.

Как и обещала Наташа, вскоре андроид пришел в норму. Речь стала беглой, а движения приобрели плавность и натуральность человеческих. Егор внимательно осмотрел ее тело. Он потрогал ее, погладил и даже легонько подергал за волосы. Прильнув ухом к груди, он услышал, как бьется сердце. Никаких отличий от человека! Лишь глаза выдавали в ней робота: если специально приглядываться, при взгляде сбоку сквозь прозрачное глазное яблоко был виден искусственный хрусталик, словно висящий в глазу без всякой опоры. С этого ракурса глаз производил впечатление совершенно неживого.

Когда на ее лицо падал электрический свет, зрачки вспыхивали ослепительными искорками, будто осколки циркония. В такие мгновения Наташа выглядела жутковато; сверкающие льдинки в ее глазах порождали в душе Егора неясный страх. Нормальные, живые глаза не могут так сверкать. Зато, думал он, мне теперь известен надежный способ отличить гулловского робота от человека - достаточно посветить фонариком прямо в глаза.

Если же он смотрел ей в лицо при дневном свете, глаза выглядели естественно: выпуклые и яркие, с прямым и честным взглядом. В них искрились радость и восторг молодости, точно как у робота-секретарши из "Пигмалиона".