Один из последних Морозовых, Савва Тимофеевич (1861–1905 гг.), очень любил театр, сам пробовал себя на сцене любительских театров. Он вложил немалые по тем временам деньги – полмиллиона рублей, в создание Московского художественного театра и возглавил его строительство. В театре тех лет идет настойчивый поиск новых форм и средств выразительности. Именно в это время в России становятся известны имена К. Станиславского, В. Мейерхольда, Е. Вахтангова. Три великих режиссера дали миру новый взгляд на театр, актера, зрителя.

Театр – одна из существенных сфер культуры, его прогрессивное развитие уже много десятилетий идет под знаком творческого освоения эстетических идей великого реформатора сцены Константина Сергеевича Станиславского. Почти все театральные школы, теории, течения, направления начала XX в. испытали на себе воздействие системы Станиславского. Его эстетические принципы находят яркое выражение в высших актерских и режиссерских достижениях современного театра. Не случайно наибольшим признанием пользуются актеры и режиссеры, предельно правдивые в своем творчестве, поражающие искренностью, глубиной чувств, мыслей и переживаний, органичностью перевоплощения, делающие зрителей как бы соучастниками изображаемых событий.

В творчестве Станиславского наиболее полно выражены те черты русской театральной культуры, на которых основана ее всемирная слава: глубокая правдивость художественного отображения жизни, сила патриотического чувства, острота постановки социальных вопросов, уважение к человеку, тонкое и чуткое проникновение в его внутренний мир. Только Станиславскому и Немировичу-Данченко удалось создать новый тип театра с ярко выраженной демократической направленностью, последовательного в своем стремлении к жизненной правде, к подлинному гуманизму, т. е. театр передовых художественных принципов, театр высокой идейной силы.

В результате изучения объективных закономерностей творческого процесса Станиславский убедился в неразрывном, органическом единстве психических и физических начал в творчестве, присущем всем актерам реалистической школы. Станиславский доказал, что приемы творчества могут быть различны у каждого актера, но что при всем различии существуют общие, обязательные для каждого актера закономерности творческого процесса. От умения актера правильно организовать на сцене свои физические действия (как Станиславский условно называет внешнюю сторону воплощения роли) непосредственно зависит и внутреннее их оправдание. Создание сценической роли мыслилось как естественный, последовательный процесс, идущий от овладения логикой действующего персонажа, и высшее искусство актера состоит в том, чтобы уметь жить на сцене логикой действующего лица.

На основе этих традиций сложились идейные и художественные принципы того театра, который появился на исходе XIX в. под многозначительным названием «Художественный общедоступный».

4. «ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБЩЕДОСТУПНЫЙ». ЗНАЧЕНИЕ РАЗВИТИЯ ТЕАТРА ДЛЯ РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Возникнув как театр современный, тесно связанный с жизненным опытом и идейными, нравственными исканиями передовой русской демократической интеллигенции, найдя сценическое воплощение в не понятых старым театром пьесах Чехова, а потом и в пьесах Горького, МХТ (Московский художественный театр) в то же время много и последовательно работал над постановками выдающихся произведений русской классики. И это было не только репертуарными поисками молодого театра, не мыслившего своей художественной программы без опоры на классические традиции художественной национальной школы. Идеи Пушкина о театре, родившемся на площади и жаждущем освобождения от узких придворных рамок, высказывание Гоголя об актерском творчестве, разработанная Островским программа создания народного, общедоступного театра, который должен разъяснять зрителю моральные и общественные вопросы, задаваемые жизнью, помогли Станиславскому определить общественно-политическое и художественное направление реформы.

В своей книге «Моя жизнь в искусстве» Станиславский пишет: "…Программа начинающегося дела была революционной. Мы протестовали против старой манеры игры, и против театральности, и против ложного пафоса декламации, и против актерского наигрыша, и против дурных условностей постановки, декораций, и против притворства, которое портило ансамбль, и против всего строя спектаклей, и против ничтожного репертуара тогдашних театров. В своем разрушительном, революционном стремлении, ради обновления искусства, мы объявили войну всякой условности в театре, в чем бы она ни проявлялась: в игре, постановке, декорациях, костюмах, трактовке пьесы и прочее…Общий строй спектакля подлежал также пересмотру и обновлению…Пришлось бороться с вековыми условностями строя спектакля. В нашем театре были отменены выходы артистов на аплодисменты не только во время действия, но и в антрактах, и по окончании спектакля.

…Всюду лакеи и билетеры были во фраках или в ливреях с золотыми пуговицами и галунами, как в императорских театрах. Они, не стесняясь, шмыгали по всем направлениям зрительного зала, мешая актерам играть, а зрителям – понимать и слушать то, что происходило на сцене…Но вот однажды, вскоре после отмены выходов артистов на аплодисменты, я заметил группы запоздавших зрителей, бегавших по переулку нашего театра: они торопились до начала спектакля усесться на свои места. Что же случилось? Актеры перестали повиноваться зрителям, перестали выходить на их вызовы. Не чувствуя себя более полновластным хозяином в театре, зритель подчинился нашему правилу, хотя и с запозданием.

…Наиболее важная работа предстояла с артистами. Надо было спаять, слить воедино, привести к одному знаменателю всех членов труппы – молодых и старых, любителей и профессионалов, неопытных и опытных, талантливых и неодаренных, испорченных и нетронутых. Надо было ознакомить новых членов труппы с главными основами нашего искусства".

Станиславский был в молодые еще годы потрясен игрой Сальвинии Моисси, Ермоловой и Федотовой, Ольги Садовской и Михаила Садовского. И когда молодой любитель, никому не известный Алексеев (Станиславский – взятый позже псевдоним) восхищался поразительной жизнью великих артистов в сценических образах, он задумывался над тем, по каким законам совершается это волшебство. Станиславский стал по-настоящему счастливым человеком не просто потому, что искал, но и нашел. Он ничего не придумывал умозрительно, а вывел открытые им законы, наблюдая за игрой корифеев отечественной и мировой сцены. И когда Станиславского спрашивали, в чем состоит смысл его системы, он отвечал: «Система – это сама жизнь».