Шрифт:
— Нет, Рая, мне надо… Тетя просила…
— Успеешь. Мы только окунемся, и все.
— Ну, хорошо. Я сейчас.
Серафим вошел в дом и быстро переоделся. Поверх плавок надел спортивные брюки и взял полотенце.
Место у реки было действительно прекрасное. Мягкий песочек. Теплая вода. Они искупались. Рая легла на песок. Волосы ее растрепались. Капельки воды стекали на грудь.
— Ну, так что же такое грех?
— Еще в давние времена были состязания в стрельбе из лука. Если кто промазывал, то судья и говорил: “Грех”, что означало — твоя стрела пролетела мимо.
Нам дана великая цель — стать сынами Божьими, наследниками вечного Царства. Каждый наш поступок, каждое слово, каждая мысль — это наш выстрел. И мы летим либо к Богу, либо…
Большинство людей в мире гибнет из-за нарушения седьмой заповеди — не прелюбы сотвори, не развратничай. Неужели любовь — это только…
Серафим замялся.
— Что “только”?
— Ты сама знаешь, что…
— Но почему не нельзя? Бог для того и создал Еву, а не оставил Адама одного.
— Но Он создал ее для семьи, для детей. Бог не исключал близость, но по любви, по большому чувству.
— А ты мне очень нравишься. С первого взгляда я отметила тебя как необыкновенного парня. Надеюсь, и я тебе нравлюсь. Так что же мешает нам?
— Мешает чему — создать семью?
— Ну уж сразу семью. Ты скажешь. До своей семьи ты не дорос. Еще на папиных харчах.
— Да, ты права, не дорос. К тому же у меня есть девушка. Мы договорились с ней пожениться через два-три года.
— Через два-три года?!
— Да.
— Она хорошенькая?
— Симпатичная. Очень. Для меня — самая лучшая.
— Лучше, чем я? Так ее уведут.
— Она верная.
— Ха-ха! “Верная”! Кто же нынче ждет два-три года, чудик?
— Мы ждем друг друга. Она регентом будет, церковным хором руководить, матушкой готовится стать. Это не каждой по силам. Жены священников имеют много детей, а современные девчата часто лишь о фигуре думают, чтобы быть, как Барби. Ты не дразни меня. Лучше подумай, как раскаяться за свою прошлую жизнь.
— Вот так всегда у меня: как хороший парень, так уже чей-то, — грустно призналась Рая, а потом с вызовом спросила: — А в чем, интересно, мне нужно каяться? Я никому ничего плохого не делала. Ничью семью не разбила, никого на себе не женила, хотя, поверь, могла бы.
— Ты чистоту девичью не сохранила. Это большой грех. Он отзовется на твоих потомках.
— Вот как?
— И ходишь ты порой, обнажив пуп, — это тоже соблазн для ребят. Они мысленно грешат, глядя на тебя, и тебе быть за это в ответе.
— А ты, правда, зануда. Рядом с тобой юная девушка, жаждущая ласк, а ты морали читаешь. Уходи-ка лучше к своей тете.
— Хорошо.
Серафим взял полотенце и пошел.
— И я никого не соблазняла, — крикнула она ему вдогонку. — Меня Лёнька уговорил испытать тебя. Вон, посмотри, они в кустах затаились с фотоаппаратом…
— Ах, вот что… Тогда мне кое-что стало ясно.
— Что тебе ясно? Им плохо оттого, что ты не похож на них! Никто не верит тебе. Считают, что вся твоя вера — сплошная показуха. Никто не верит ни в какие святыни. Их нет! Их придумали!
— Бедняги, — вздохнул Серафим и обернулся, — Неужели они в кустах? Кто же там?
Он шагнул к зарослям. Кустарник зашевелился и зашуршал.
— Да, действительно готовился фоторепортаж с места события, — Серафим посмотрел на Раю: — И ты согласилась? Зачем?
— Для забавы. На память.
— Напрасно, каждый миг нашей жизни уже запечатлен для Страшного суда.
— Какого еще суда?
— Ты что, не знаешь?
— Нет.
— После второго пришествия Господа все предстанут на суд Божий — и мертвые, и живые. И все плохие дела наши, нераскаянные, обнажатся.
— И мой пуп?
Серафим засмеялся:
— И пупик. Так что — успей покаяться, пока Церковь зовет.
В этот момент с другого берега донесся колокольный звон, призывающий к святой службе.
— Не зря сказано: сколько радости на небесах будет об одном грешнике кающемся.
— Ну, покаялся — и что?
— Эти грехи с тебя снимутся, если начнешь новую жизнь.
— Понятно: можно грешить и каяться, грешить и каяться. Ну, не лицемерие ли это?
— Бог же видит наши сердца. Лукавую исповедь Он не принимает.
— Да, тут есть о чем подумать.
— Подумай.
Оставшись одна, Рая какое-то время слушала благовест, а потом, не понимая себя, перекрестилась.