Сначала все шло как нельзя лучше. Фульротт подробно изложил обстоятельства счастливой находки в Неандертале, описал, как залегали кости в глинистых отложениях грота Фельдгофер, остановился на характеристике архаических особенностей скелета, уделив особое внимание черепной крышке. В конце доклада он показал свою находку и высказал предположение о ледниковом возрасте человека, которого, исходя из особенностей анатомического строения останков, следует считать представителем древнейшего населения Европы.

Шафгаузен выступил вслед за Фульроттом и поддержал главные доводы — да, действительно, судя по всему, это существо еще даже не избавилось полностью от обезьяньих черт в строении своего тела, что позволяет рассматривать его как одного из древнейших людей.

Но, как выяснилось. Шафгаузен оказался первым и последним сторонником докладчика. Нельзя сказать, что те, кто принял затем участие в дискуссии, высказали сомнения по каждому из выдвинутых Фульроттом утверждений. Напротив, со многими заключениями участники сессии без колебаний согласились. Однако заканчивались выступления примерно одинаково: поскольку нет доказательств ледникового возраста слоя глины, в котором залегали кости человека, нет достаточного основания относить время его жизни к древним эпохам. Может статься, что жил он совсем недавно, и в таком случае необычные особенности скелета следует объяснять другими причинами. Какие факты, опровергающие скептицизм, могли противопоставить Фульротт и Шафгаузен? Пока никаких.

Но деятельная натура эльберфельдского профессора не может ждать, пока все образуется само собой. Текст своего сенсационного выступления он отправил в научный журнал, назвав его следующим образом: «Останки человека из грота Фельзен долины Дюссель. Заметка к вопросу о существовании ископаемого человека». Редакция раздумывала почти два года, затем все же рискнула напечатать доклад, но сопроводила публикацию комментариями, смысл которых сводился к тому, что сотрудники журнала не несут ответственности за ее содержание, а тем более за выводы. Одним словом, на всякий случай создавалось впечатление, что она издана как некий курьез.

Тем не менее выход в свет в 1859 году первого сочинения об открытии в Фельдгоферском гроте составил Фульротту более обширную и разнообразную аудиторию, чем та, что слушала его в Бонне. О находке останков обезьянообразного человека заговорили не только в Германии, но и в Бельгии, Франции, Англии. Особое внимание обратил на нее один из ближайших друзей Дарвина английский геолог Чарлз Лайель, одержимый идеей доказать глубокий возраст рода человеческого. Когда он прочитал заметку Фульротта, то понял, что троглодит, вероятно, представляет собой как раз давно искомое загадочное существо, названное археологами «допотопным предком». Ему, геологу, сразу бросилось в глаза самое слабое место гипотезы эльберфельдского профессора — отсутствие доказательств значительной древности глинистых отложений, в которых покоились костные останки. Решение созрело мгновенно: надо ехать в Германию и вместе с Фульроттом осмотреть место находки.

В 1860 году Лайель прибыл в долину Неандерталь и внимательно изучил окрестности Фельдгоферского грота. От той поездки сохранился эскиз, позволяющий представить в разрезе известняковую скалу, что круто поднималась над рекой Дюссель, сравнительно обширное убежище и пласт песчанистой глины, которая, как одеяло, покрывала плоскую вершину горы с редкими деревьями. Изучение грота не позволило Лайелю установить возраст отложений, заполнявших камеру, что, впрочем, нё помешало ему поддержать точку зрения Фульротта.

Правда, в своих взглядах он был менее решителен. Порой ему казалось, что зверообразный человек из Неандерталя жил все же сравнительно недавно и поэтому необычные анатомические особенности черепа и конечностей проще объяснить нарушениями в развитии индивида. Кроме того, как это ни покажется странным, его, эволюциониста по духу, вообще смущал неандертальский монстр. Выдающийся ученый, который сделал в свое время больше, чем кто-либо из геологов, для подтверждения идеи существования ископаемого человека, вместе с тем проявлял, оказывается, слабость:гпо собственным словам, он питал непреодолимое отвращение к мысли о возможном, пусть даже очень далеком родстве своем с обезьяной!

И все же в высказываниях Лайеля преобладали утверждения, подчеркивающие выдающееся значение находки для раскрытия процесса становления homo sapiens, высокая честь и мужество понять которую принадлежала Фульротту. Профессор гимназии Эльбер-фельда гордился, что его открытие привлекло внимание выдающегося геолога Европы. Хотелось бы, конечно, слышать большую определенность в суждениях знаменитости, но разве виноват Лайель, что в гроте ему не посчастливилось найти ни одной косточки вымерших животных? Неужто заклятое препятствие так и останется непреодолимым? Фульротт и Лайель встретились еще раз в 1868 году. Но как ни приятно прошла встреча, кости из Неандерталя, которые хранились в доме Фульротта, не могли рассказать больше, чем удалось узнать от них ранее.

Лайель не единственный из английских ученых, кто ободрял Фульротта и поддерживал в нем уверенность в значительности открытия. Анатомы Англии тоже с большим интересом встретили сообщение о Фельдгофере и воздали» должное исследователю найденных там останков. Среди высказанных точек зрения наибольшее внимание ученого мира привлекла позиция выдающегося анатома Генри Гекели, соратника Дарвина. Гекели, ознакомившись с описанием останков неандертальца, немало подивился их необычайно примитивным особенностям. Люди, обладающие столь звериными чертами, заявил он, относятся к той стадии развития человечества, представители которой не сохранились на земле. Даже аборигены Австралии, по мнению Гекели, наиболее примитивный в физическом смысле тип «человека разумного», несравнимы с троглодитом из Неандерталя, настолько он зверообразен! Утверждение такого рода не столь заурядно, как может показаться с первого взгляда. Достаточно сказать, что сам Дарвин, лидер эволюционистов, так и не высказался достаточно определенно по поводу находок Фульротта, только однажды скупо указав на открытие в Фельдго-ферском гроте. Сдержанность Дарвина чтем более примечательна, что короткая безликая фраза написана им на одной из страниц великого творения — книги, озаглавленной так: «Происхождение человека»!