— Что ж… иногда хорошая глупость похожа на молнию, которая разряжает атмосферу! — пробормотал Ярцев, настороженно следя за майором.

Стремясь уловить намерение противника и разгадать до конца опасную сложность игры, он взял свой бокал и, притворяясь немного подвыпившим, весело произнес:

— Ваш сосед, барон, уже пьян. Выпьем и мы с вами: за мечты, за музыку жизни, за творчество, за любовь, за свист пуль даже!.. За женщин можно не пить. Все равно каждый из упомянутых тостов в конце концов в самой сущности — тост за женщин… Хороший народ! Только вот не понимают самого важного. Да и вообще многого не понимают!

Барон Окура, не слушая тоста, медленно повернулся к Эрне, смотря на нее в упор.

— Это правда?… Вино не отравлено? — спросил он резко.

По его мрачному взгляду и тону Эрна почувствовала, что он принял шутку майора всерьез. Она оскорбленно и гневно выпрямилась.

— Дайте я выпью сама! — проговорила она с гримасой обиды и отвращения, больно уколотая его подозрением.

Она взяла в руки оба бокала и один из них протянула Ацуме.

— Выпьем, дедушка. Мы с тобой не боимся смерти. Тебя сегодня тоже обидели.

Старик, не двигаясь с места, смотрел на нее сурово и чуть растроганно.

— Не пьешь? — усмехнулась она. — Может быть, тоже боишься отравы?

Он опустил глаза вниз.

— Боюсь, госпожа. За тебя боюсь! — ответил он тихо. — Отрава — в твоем бокале!

— В моем?…

Пальцы ее невольно разжались. Стекло со звоном ударилось о паркет, забрызгав чулки и туфли вином и осколками.

— Однако глупость серьезнее, чем я думал, — пробормотал Ярцев.

— Собака!.. Говори все! — крикнул Окура, вскакивая из-за стола и замахиваясь на официанта.

Ацума спокойно показал на майора.

— Господин знает лучше… Он…

— Этот лакей их сообщник! — прорычал Каваками, выхватывая револьвер.

— Не смейте стрелять — вскрикнула в страхе и жалости Эрна, бросаясь между майором и стариком.

Каваками выстрелил. Эрна жалобно охнула, танцующим скользящим движением отбежала назад и, сгорбившись, с внезапно побелевшим лицом тяжело села в кресло. Пуля прошла навылет, но боли и крови не было, только чуть жгло ниже сердца и сильно тошнило. Ацума продолжал стоять неподвижно, хотя та же пуля оцарапала ему ногу. Ярцев быстрым и сильным ударом выбил у Каваками револьвер, схватив его злобно за руки.

— Он сумасшедший!.. Держите его, барон! — прокричал он Окуре, искренне вообразив, что кривоногий, большеголовый японец действительно обезумел, ибо тот с пеной у рта и багровым лицом рвался к Ацуме.

На выстрел и крики со всех сторон зала сбежались агенты тайной полиции, официанты и публика. Оркестр сразу смолк. Каваками, вырываясь от Ярцева, пронзительно кричал:

— Вяжите их!.. Арестуйте!.. Это шпионы русских! Они хотели убить барона Окуру!

Несколько шпиков бросились озлобленной сворой на Ярцева. Барон стоял около пальм, не вмешиваясь в свалку. Лицо его каменело в жестокой и мрачной сосредоточенности.

— Меня… убить?… — прошептал он сквозь зубы, взглядывая исподлобья на Эрну. — О нет!.. Я убью прежде!

Эрна безучастно скользнула по нему мерклым взглядом, потом вдруг с усилием привстала, протянула навстречу Ярцеву обе руки и тотчас же села обратно.

На золотистом шелке платья, у левого бока, горело несколько капель крови.

— Костя!.. Меня застрелили! — прошептала она, с трудом переводя дыхание.

Ярцев, раскидывая шпиков, бросился к ней.

— Доктора сюда!.. Неужели нет доктора? — прокричал он, захлебываясь.

Шпики в растерянности остановились. Из толпы не спеша вышел пожилой очкастый японец, поверхностно осмотрел рану, поморщился.

— Льду!.. Льду дайте! Тошнит, — прошептала стонуще Эрна.

Молодой бледный юноша бросился к деревянному ведерку для охлаждения вин, но очкастый лениво остановил его:

— Нельзя льду. Верная смерть!.. У нее внутреннее кровоизлияние.

К раненой подошли санитары с носилками. Ярцев хотел помочь ее уложить, но в это время две грубые полицейские руки рванули его назад, и он очутился в двойном кольце конвоиров рядом с Ацумой.

От пальмы чей-то высокий голос жестко и властно крикнул:

— Этих — в тюрьму!.. А ее — в больницу… тюремную!

Наль сидел в тюрьме второй месяц. Его арестовали в ту самую ночь, когда к нему в комнату так неожиданно и доверчиво пришла Сумиэ.

После обыска и проверки документов полицейский инспектор, сияя от удовольствия, позвонил по телефону Имаде. Тот приехал за дочерью вместе с рослой служанкой, готовый везти беглянку домой насильно. Но сопротивляться было бесцельно. Закон и полиция были на его стороне.