Эмоции на грани, яростное желание владеть безраздельно, унизить, разорвать ту, которая превратила его жизнь в болото крови, грязи и дикой боли, но не сломала. Он вернулся с того света, чтобы заставить её рыдать кровавыми слезами. Призрак, человек без имени, отпечатков пальцев и без прошлого…Одержимый ею. Обжигающая страсть, дикая ревность, неудержимость, секс без цензуры, кровавые убийства и насилие…
Все события в этой книге вымышлены. Любое совпадение имён и фамилий случайное. Организация, методы работы, компроматы — антураж и плод воображения автора, который не претендует на достоверность и знания в этой области.
Каждый дописанный роман — это как маленькая жизнь. Её проживаешь, плачешь, страдаешь, тоскуешь и любишь, а потом понимаешь, что она закончена, и ты её отпускаешь. Немного грустно, немного горько и в то же время есть облегчение и гордость — я смогла, и я ее дописала. Спасибо всем тем, кто был со мной рядом и поддерживал меня, внушал уверенность в себе, в моих силах. Спасибо моим друзьям и моим читателям. Спасибо девочкам-дизайнерам и клипмейкерам, которые вдохновляли меня. Спасибо любимым поэтессам, которые писали замечательные стихи. СПАСИБО ВАМ! Без читателя нет автора.
(с) Конфуций
Пролог
Кукла. Израиль. Синайская пустыня. 2009 год
Жажда, она страшнее голода, страшнее насилия и побоев. Жажда сводит с ума, лишает последних сил. Сейчас я готова была на все за каплю воды. Даже на убийство. Да, я могла загрызть, разорвать кого-то лишь за маленький глоточек. Но нас специально не поили, чтобы мы сломались ещё до того, как пересечём проклятую пустыню. Я ненавидела солнце и песок. Господи, всего лишь несколько дней назад я мечтала о море, пляже и жаре, сейчас я бы предпочла Северный Полюс. Наши конвоиры-бедуины ехали следом на верблюдах, а нас тащили вереницей, подталкивая карабинами в спины, если кто-то падал, поднимали за волосы, привязывали к седлу и все равно тащили. Я тысячу раз благодарила Бога за то, что все ещё живая, все ещё иду, и у меня есть остатки сил и разума. Другие сломались. Я видела в их глазах отчаянное равнодушие ко всему, что происходит. Так быстро. Всего лишь за три дня мы превращались в скот. Я не хотела быть животным, я останусь человеком, и эти твари, которые возомнили себя моими хозяевами, не дождутся от меня покорности. Они дадут нам пить. Если нет — мы начнём дохнуть как мухи, а они потеряют деньги. Ведь им за нас заплатили и, наверняка, немало. Иначе они не тащили бы нас вот уже третьи сутки через пески. И я предпочитала идти, потому что, когда мы делали привал, эти ублюдки в масках обязательно кого-то насиловали. Они называли нас «русскими сучками». Они уже сказали нам на ломаном английском, куда и зачем нас везут, и наглядно показали, что будут с нами делать. Поэтому я лучше буду идти или ползти, но я не хочу отдыхать, я только ужасно хочу пить.
Нас напоили через несколько часов, когда караван приблизился к высокому забору с колючей проволокой. Пустили по кругу старую, ржавую флягу, и мы по очереди сделали несколько глотков. У меня потрескались губы, до крови, прикасаться к горлышку сосуда было больно. Удержаться и не осушить полностью ещё труднее, но у нас отбирали питье сразу после трёх глотков и передавали дальше.
Мы пересекали границу. Одна из девушек отказалась ползти на животе под ограждением из колючей проволоки, бедуины начали бить её ногами и прикладами карабинов по голове. Никто не заступился, даже я. Нет, это не было трусостью, это было желание выжить любой ценой. Несчастную пристрелили прямо там и закопали в песок, не сильно утруждаясь, скоро тело найдут шакалы, и от него останутся лишь обглоданные кости.
Наверное, в этот момент я больше не питала иллюзий. Да и остальные тоже. Нас затолкали в фургон, закрыли снаружи, и мы снова поехали, в кромешной темноте. Все молчали. Только теперь нас уже не сопровождали бедуины, нас передали другим «хозяевам», а они прекрасно говорили по-русски. Мы слышали их голоса, смех, маты через тонкую перегородку. Девушки немного оживились, они снова надеялись, все кроме меня. Кто, как ни я, мог знать, что свои здесь давно стали чужими. Сейчас я могла только думать, напряжённо сопоставлять факты, вспоминать свою прошлую жизнь и то, почему я здесь оказалась, кем я была раньше. От кого бежала и зачем. Почему попала из огня да в полымя. Господи, сколько имён и фамилий, я уже сама толком не помню, кто я на самом деле… Но я знаю, что ОН найдёт меня даже в Аду. Призрак. Мой персональный палач. За что? Да мало ли за что. Я много плохого сделала в этой жизни. Значит у него есть причины меня казнить, а у меня есть причины цепляться за эту проклятую жизнь зубами. Игра на выживание, в которой будет лишь один победитель.
Кукла. Россия. 2007 год
Я в недоумении смотрела на круглую красную дырочку в голове моего заказчика, на мёртвые, широко распахнутые глаза и мои пальцы судорожно сжимали крошечную флэшку, которою тот успел мне передать перед смертью. Осторожно, двигаясь по полу назад, на четвереньках, я доползла до стены и прижалась к ней голой спиной. ОН стоял в темноте, я лишь угадывала его силуэт и пистолет с глушителем, направленный на меня. Я следующая. Киллеры не оставляют свидетелей. Тем более ОН уже давно следил за мной. Я помнила его. Не знаю откуда, но я точно его видела раньше. У меня фотографическая память. Мужчина запер дверь на ключ, и в глухой тишине щелчок замка стал для меня громче пушечного выстрела. Проклятое вечернее платье, проклятые шпильки. Если бы я знала, что попаду в такую переделку, я бы подготовилась. А сейчас, безоружная, в шёлковой тряпке, едва прикрывающей зад, сижу на полу, и жду, когда рука наёмника в чёрной латексной перчатке медленно поднимется вверх, и пуля пригвоздит меня к этой стене навсегда. Но он не выстрелил, медленно двинулся ко мне. Я незаметно подтолкнула флэшку к столу. Несмотря на исполинский рост, мощное телосложение двигался он, как танцор или леопард перед прыжком. Я пыталась вспомнить, видела ли я его среди гостей сегодня, и не могла. Я бы запомнила. Непременно.
Лунный свет цеплял лишь огромный силуэт и его глаза. Звериные. Я не различала их цвет, но они наверняка тёмные, бездонные, сулящие только смерть. Мне стало страшно. Вскочив с пола, неловко подвернув ногу, я бросилась на балкон. Может быть, кто-то увидит нас, придёт на помощь. Ведь в этой проклятой гостинице есть жильцы, обслуга, охрана, хоть кто-то.
Конечно есть, но под утро все спят, как убитые, а охрана точно не буде ходить по коридорам в ожидании криков о помощи. Гости заказчика разошлись ещё несколько часов назад. Ночная прохлада ворвалась в горло судорожным вздохом отчаяния. Я металась по узкому пространству, бросалась к перилам, вглядываясь в тёмные окна соседей напротив. Потом посмотрела вниз — десятый этаж. Внизу снуют машины, горят фонари, а здесь наверху кромешная тьма, даже луна спряталась за тучи.
Я никуда не денусь из этой ловушки, закричу — пристрелит, с десятого этажа не спрыгнуть, я не миссис Смит*1, ввязаться с ним в драку — безумие. Я сползла на пол и лихорадочно принялась шарить пальцами по холодному мраморному кафелю. Найти бы хоть что-то: битое стекло, зажигалку, что-нибудь, но поверхность была гладкой и стерильно чистой.
Мужчина подошёл ко мне и рывком поднял с пола, как пёрышко.
Я зажмурилась, сейчас он свернёт мне шею. Для него это пара пустяков. Киллер прижал меня к перилам, удерживая на весу одной рукой. Теперь я видела его глаза очень близко, почти на уровне моих глаз. Да, они тёмные. Как ночь или смерть. Одно моё неверное движение, и он столкнёт меня вниз. О боже…да он так и сделает. Я уже мысленно видела заголовки утренних газет: «Главного директора торговой компании „Терион“ сегодня ночью застрелили в его собственном номере гостиницы „Интурист“. Преступница покончила жизнь самоубийством…» Или как там пишут на первой полосе?
Я лихорадочно взвешивала наши силы, они неравные, даже если я сейчас ударю его или вцеплюсь когтями в эти холодные змеиные глаза, он все равно не выпустит. Словно в ответ на мои мысли наёмник разжал пальцы, и его ладонь сдвинулась с горла к моим ключицам. Я судорожно вцепилась пальцами в поручни. Сзади бездна, а впереди моя смерть. Рука в чёрной перчатке поддела тоненькую лямку вечернего платья и спустила с плеча, потом другую. О нет…только не это…Он меня раздевает? Это такая игра? Или хочет изнасиловать меня перед тем, как убьёт? В том, что итог окажется неизменным, я уже не сомневалась. Резко обернулась и посмотрела вниз, от высоты закружилась голова. Может лучше сделать шаг назад, чтобы не мучиться? Он словно прочёл мои мысли, схватил за волосы, приставил пистолет к моей груди, холодное дуло обожгло воспалённую кожу.