Когда он прибаливал и она не работала, мы ходили ее навещать, обычно я с Тамарой, которая жила в том же доме и общалась с Альбиной еще до того, как та стала у нее учительницей, и пару раз заходили я и Люда. К Альбине можно было запросто придти, чувствовалось, что она нам рада, и просто обсудить какие-то проблемы, никак с литературой не связанные. Во всяком случае, меня она любила и заметно отличала, хотя по ее предмету в нашем классе были дети способнее меня, например Надя Шумских, чьи сочинения всегда читались в классе вслух и чьей эрудиции, лексикону и грамотности мог позавидовать любой взрослый образованный человек. Я же так Альбину полюбила, что скучала, когда ее Сережка долго болел и она не появлялась в школе, и часто слонялась возле их дома, чтобы встретиться с ней как бы невзначай и проводить до подъезда.

Задавала Альбина много, и я трудилась, в основном, по русскому. Она сердилась на меня, что неграмотно пишу и имею четверку по письменному языку. Ей казалось, что я мало стараюсь. По литературе я имела пять и по русскому устному тоже. Я хорошо знала грамматику, все правила, все части речи и члены предложения, склонения, спряжения и исключения. Только одного у меня не было - врожденной грамотности, таинственного редкого свойства, без которого на великом русском языке невозможно писать без ошибок.

Учительница истории строгая и важная, в очках, в костюме, внушает нам, что ее предмет один из самых интересных, особенно история древнего мира, которую мы будем изучать. После истории СССР, которую мы учили в 4 классе и которая посвящена борьбе трудящихся за свои права, история египтян, греков и римлян завораживающе, сказочно интересна, я с замиранием сердца рассматриваю картинки в учебнике. Отдаленность жизни этих людей от нас очень меня волнует, волнует и сам процесс узнавания об этой жизни по выкопанным черепкам, по остаткам строений и могил. Я мечтаю стать археологом, чтобы под палящим солнцем копаться в земле, узнавая о прошедших жизнях что-то новое.

Делюсь с мамой своей мечтой.

– Нет, археолог не женская профессия, - говорит мама, и бабушка с ней согласна.

– Женщине трудно жить в палатках, в антисанитарных условиях, - объясняют мне они.

Мама и бабушка типичные медики и все видят в свете санитарии, а не романтики, и переубедить их невозможно.

И мне остается моя математика.

Валентина Ивановна, учительница математики, немолодая женщина, знающая свое дело, была просто влюблена в свой предмет. Математика основа основ всякой науки и техники. Вся цивилизация держится на математике, без нее не построишь дом, не сконструируешь ни паровоза, ни самолета. Меня она заметила уже через месяц после начала учебы, и стала периодически подкидывать мне какие- нибудь интересные задачки, пока она вела опрос в классе.

Меня стали хвалить на родительских собраниях. Мама, придя однажды с собрания, долго и печально меня разглядывала, потом сказала:

– Учительница говорит, у тебя явные математические способности. Это не в нашу породу. Это ты в отца. Господи, как же он мне надоедал со своими задачками. А я терпеть не могла в школе математики.

Таким образом, было установлено, что не только внешне и по характеру, но и по способностям я в отца, а значит нечего мне делать в медицине, как бабушке и маме, раз я соображаю, а в медицине какое соображение? Нужна хорошая память и все.

Мама считала свою работу тяжелой и нудной, больных упрямыми и часто склочными, а работа инженера казалась ей гораздо привлекательнее.

Еще были уроки рисования. Я сохранила свою любовь к изобразитльному искусству и продолжала также много рисовать, как в раннем детстве. Но у меня не было чувства, что я делаю это хорошо. По рисованию Нелли Ивановна ставила мне четверки до тех пор, пока мама на родительском собрании (мама посещала собрания редко и то только по моей слезной просьбе) не сказала ей:

– Девочка так много рисует, так любит рисовать, а у нее четверка.

И у меня стало пять. Но я чувствую, что слепить я могу что угодно: человека и собаку, слона, жирафа, тигра, а вот нарисовать - нарисовать - нет, не могу. Могу только срисовать и хорошо срисовываю. Например, из книги "Приключения Буратино" люблю перерисовывать, и перерисовала все иллюстрации, особенно любила картинку, где Буратино ставит кляксу на лист бумаги.

Но взять и нарисовать самой, что хочется, на чистом листе бумаги - нет, этого я не могу. Ничего, кроме пейзажей. Закат в степи, смешанный лес, в котором находился наш пионерский лагерь, - это у меня получалось.

И вот новая учительница рисования. Молодая девчонка и мы с ней не взлюбили друг друга, вернее она меня за вертлявость и длинный язык (я ведь то, что моя бабушка называет выскочкой). Но это продолжалось до той поры, (несколько занятий), пока ей не попался мой альбом, где помимо ее заданий я нарисовала очередной закат и поникшую березку.

– Чей это?
– спросила она (я так и не могу вспомнить ее имя-отчество).

Я после паузы сказала:

– ...Ну мой. .

И все. Учительница удивительно быстро поменяла ко мне свое отношение. В первый момент она не смогла скрыть свое замешательство, смысл которого я поняла так: