Все эти события поражали мое воображение, но проходили где-то вдали от меня, экзотические декорации к моей вполне прозаической жизни. К тому времени у меня уже сложились четкие представления о личной ответственности каждого за свои поступки, и идея кровной вины мне была недоступна.

Маме не нравилась ее работа заведующей вендиспансера.

Нас задаривали мамины больные корзинами с мандаринами, мы ели, ели эти мандарины. Они уже в нас не лезли. Весной пошла черешня, тоже корзинами. Мне и бабушке очень нравилась такая фруктовая жизнь, но вот маме...

Ее завхоз как-то предложила маме:

– Давайте тех больных, которых вы уже выписали, не снимать с довольствия, а продолжать выписывать на них продукты. Продукты не получать, а денежки пополам.

Мама ей ответила:

– Ты знаешь, что я люблю больше всего на свете? Спать в своей собственной постели.

Но потом она сказала мне:

– Я очень плохо соображаю в хозяйственных делах, завхозу не доверяю и боюсь, что она меня подставит. Ведь на всех бумагах моя подпись.

И мама начала искать работу в Батуми.

В Кобулети произошло еще одно важное событие, - ко мне приехал навестить отец. Он знал по алиментам, что мы живем в Кобулети, и пошел меня искать в единственную русскую школу.

А я сказала в школе, что у меня нет отца, имея в виду, что он не живет с нами. И в дальнейшем избегала разговоров на эту тему, только мои подруги знали, что отец с матерью у меня в разводе.

Почему-то учителя решили, что отец у меня умер, и мама - вдова.

Каково же было их изумление, когда папочка, живехонький, сверкая формой и погонами майора, появился и стал искать Зою Минасян, а нашел Хучуа. Я была в метрике записана на фамилию матери.

Наш классный руководитель так оскорбился тем, что я похоронила живого отца (у меня и в мыслях этого не было), что больно ударил меня своей знаменитой линейкой по руке, когда я пыталась разъяснить ему, что это недоразумение.

Отец заявился осенью, в тот момент, когда у нас жила баба Вера. Маме он сказал, что не женат (это была неправда) и баба Вера очень суетилась, надеясь, что отец с матерью снова сойдутся.

– Все в жизни бывает,- говорила она бабушке.

Но мама встретила его очень холодно.

Папа хотел повести меня следующим летом в Тбилиси и Ереван, познакомить меня со своей армянской родней. Мама боялась меня отпустить с ним, а мне хотелось поехать.

Вмешалась бабушка, напомнив маме, что всегда разрешала ей общаться со своим отцом, который был с ней, бабушкой, в разводе, и не чинила никаких препятствий.

В результате летом, после окончания учебы, папа заехал за мной и я поехала с ним в Тбилиси и познакомилась со своей бабушкой, Сусанной Рубеновной, седой старушкой, с нервным тиком - у нее после недавней смерти дочери, моей тетки Розы, которая умерла в 42 года от рака груди, тряслась голова.

За каждым застольем поминали Розу и переживали, что она умерла такой молодой, а мне было грустно, что я ее не знала.

Папа много рассказывал о своем отце, репрессированном в 37 году.

Дед Арам был старым революционером, большевиком, с 1905 года в партии, работал с Орджоникидзе.

Семейная жизнь деда Арама не удалась, он оставил семью и двоих детей и женился на другой женщине, от которой у него был сын Эдик, а его бывшая жена, бабушка Сусанна, учительница, не справлялась с воспитанием сына, и папа рос шалопаем.

Однажды, во время воспитательного разговора, папа неуважительно отозвался (попросту обматерил) Советскую власть. Дед Арам страшно этим оскорбился.

– Застрелю, как собаку,- заорал он на сына и стал рвать пистолет из кобуры.

Ему было трудно пережить кощунство сына, не уважавшего его революционных идей.

Папа не стал выяснять, выстрелит отец или нет, и сбежал из кабинета.

В 37-ом дед получил 10 лет без права переписки и больше никто его никогда не видел, просто сгинул человек в застенках НКВД, и все тут.

Все эти события, которые я в свои 12 лет совершенно не связывала никак с историей страны, а воспринимала только как судьбу своего деда, казались мне особенно страшными потому, что деда, такого преданного идеям революции и социализма, который хотел застрелить сына, оскорбившего эти идеи, убили свои же соратники.

Папу вызвали органы и предложили отречься от отца, но он оскорбился и отказался, получив таким образом клеймо сына врага народа.

В годы войны он был на Дальнем Востоке и, как говорила мне мама, сидел в окопах и кормил вшей.