Уродец достал из кармана паспорт и трясущейся рукой положил на стол генерала.

– В ведомости я распишусь.
– Даня взял листок бумаги для заметок, ручку. На перо ручки подышал. Зажал ручку всеми пальцами и стал выводить каракули. От усердия закусил кончик языка.
– Меня учили писать. Гляди. Куда бежать-то, касса где? Я готов.

Даня озирается, ищет кассу. Ручонками теребит пуговицу на рубашке.

Генерал смотрел на это существо. Вот этот способен к языкам?! Генерал вновь задал вопрос полковнику:

– У него с головой все в порядке?

Отвечать опять начал Даня.

– С головой у меня все в порядке. Мамка говорит, голова у меня крепкая. Все говорят, отличная голова. Недавно я по лесенке спускался. А у нас, знаешь, лесенки крутые. Как хожу сам видел. Одна ножка за другую запнулась, и я с лестницы шабаркнусь, головой в стенку. Все стены, говорят, тряслись. Соседка снизу выбежала. Это она скорую помощь вызвала. Врач сказал, голова крепкая. Кость толстая. Из кости вся, из цельной. Во, какая хорошая. Только шишка появилась, здоровенная. С кулак.
– Данька тряс маленьким кулачком.

Это кулак не произвел особого впечатления на присутствующих.

– А из стенки, - продолжал Даня, - кирпич выпал. Так стенку и замазать можно. Меня в больницу привезли, а вдруг сотряс что. А что я мог сотрясти кроме стенки. Они там меня оглядели и сказали, хорошо у тебя все. Я обрадовался. Аж плясать им стал. Это я от радости.

Данька встал.

– Во, смотри-ка, как я пляшу!
– Данька начал на своих заплетающихся косолапых ножках подпрыгивать.
– Вот так скакал. А тут дядька в белом халате прибежал. Орет, ложись. А ноги-то у меня не останавливаются. Он меня кулачищем в бок как саданет. Вот.

И Данька начал задирать рубаху. Край рубахи закусил зубами и ручками шарил по своему боку.

– Гляди, здесь синячище был. Поди, сейчас остался.
– Наконец, Даня успокоился. Сел на стул.

– Так я за харчиками и прибежал. А то без меня все разберут.
– Тяжело вздохнул и уставился на генерала.

– Кончай Ваньку валять, - заявил Игорь Иванович. Артист, ремнем по мягкому месту.

Даня посмотрел сначала на Андрея Алексеевича, потом на генерала. Голова его затряслась сильнее. Рот приоткрылся, губы дрожат, он говорит:

– Ваньку-то я не валял. Никакого Ваньку. Не трогал я Ваньку. Я его и не знаю. Правда, дядечки. Не знаю.
– На глазах слезы.
– Вы что меня... Думаете, что я вашего Ваньку побил? Не бил я Ваньку. Не надо меня арестовывать. Я не хочу в арестантскую. Маманя плакать будет. Вы, правда, думаете, что я Ваньку валял? Ну, скажи, дядя Андрей, скажи ему, что Ваньку не валял. Так вы харчиков мне не дадите. Давать не хотите, вот и говорите, что я Ваньку побил. Не хотите пособие давать. Так и не надо. Только в каталажку не сажайте. Без пособия мы с маманей обойдемся.
– Трясущаяся рука Дани взяла паспорт, и он засунул его обратно в карман. По щекам текут слезы. Кулаком вытирает нос.
– Так я, дядечки, побегу. Побегу, да? Вы меня отпустите? А пособие себе оставьте. Я никому не скажу. Так я побегу. Вы меня, дядечки, отпустите? Ведь отпустите? Я побегу.

– Курсант Гринев, смирно!
– Рявкнул генерал.

Данька вскочил на ноги.

– Есть, смирно, товарищ генерал.

– Ясно мне с тобой все. Сядь. Приведи себя в порядок.

Данька быстро заправил рубашку, застегнул ее, как следует.

– И брось мне здесь концерты закатывать.
– Заявил генерал.

Лицо Дани просветлело. Он закинул одну ногу на другую, развалился на стуле и развел руками.

– Концерт?
– Даня слегка картавил.
– Я люблю музыку. Да, да, господа, музыка - это то, что необходимо для моей утонченной натуры. Я люблю классическую музыку. И джаз люблю. Оскар Бентон? Не откажусь послушать хорошую музыку. Хоть я и утонченная натура, но я и что попроще могу послушать. Шансон. А вы любите, господин генерал, шансон? Вспомните, как там ...

Данька начал дирижировать руками перед лицом генерала, водить руками в стороны. Фальшиво запел, прикрыл глаза. Всем видом показывал, что наслаждается собственным вокалом.
– -

– Ведь я институтка, я дочь камергера, я черная моль, я летучая мышь. Вино и мужчины, моя атмосфера. Привет эмигранты, свободный Париж. Но классику я люблю больше. Вальсы Шопена, это такая прелесть. А еще, - Даня прикоснулся безымянным пальцем к своему лбу, словно погружаясь в очарование своих воспоминаний.
– Недавно я в опере был, господа. Кармен слушал. Прелесть. У любви, как у пташки крылья.... Впрочем, вам вряд ли это доступно. Вы уж не обижайтесь.
– Данечка бросил взгляд на дядю Андрея.
– Вы не можете понять величия музыки. Вы обыкновенные салдафоны. А настоящий симфонический оркестр.

Данька схватил со стола генерала ручку и начал вновь дирижировать. Прикрыл глаза, наслаждаясь ему одному слышной музыкой. Он перебросил ручку из правой руки в левую и продолжал дирижировать. Правая рука незаметно скользнула к блокноту, лежавшему на столе генерала. Одно движение - блокнот исчез.

– Блокнот, - сказал Игорь Иванович.

– Ноты? Ах, ноты. Объясняю, это такие точечки с хвостиками.
– Аристократ пытается объяснить неучам, что такое ноты.

– Блокнот. Где блокнот?
– Переспросил генерал.