Слабак Циммермана голову уронил на руки. В ушах шумело, однако слушал внимательно. Привыкший к вынужденному одиночеству смотритель рассуждал вслух. Пряча стаканы, бурчал: 'Интеллигенты... Слюнтяи один к одному... Слизни... Этот тоже: слыхал, говорит, что акуаны разумны... Можно ли их?.. Разумны! Креветки. Ха!.. Если ты такой разумный, постарайся быть несъедобным. Хорошо бы они оказались совершенно безмозглыми, так ведь нет. Умные сволочи. Слейтер, ил ему пухом, рассказывал... Язык у них, говорил. Песни даже. Я, говорил, немножко умею по-ихнему. И что? Помогло это Слейтеру?.. Головоногие болтливые задницы. Ничего. Поднимем риф... Кстати, да. Пора бы вешку сбросить. Груз на подходе. Вот прямо сейчас, пока этот в ауте'.

Хлопнула дверь.

Иосиф приоткрыл глаза, осторожно поднял голову. 'Всё плывёт. Опять напоил, чтоб его в море смыло. Руки ватные и ноги. Но жить можно. Можно даже попробовать встать. Интересно, что такое вешка и что за груз на подходе? С материка нету сейчас доставки. Откуда груз?.. Ох!'

Иосиф покачнулся, схватился за стол. 'Как при шторме. Но это не шторм, нет. Якорный канат натянут. Следит за этим всякая киб... автоматика. Плавучий гроб не рыс... скает, развёрнут по ветру, режет воду. Приливное течение ровное. Мелкая волна... этакую громаду даже не шевельнёт. Просто я набрался сверх меры. Голова кру...'

Пол тряхнуло. Иосиф выпустил край стола, его бросило к стенке. От удара - дверь нараспашку. В бар внесло свист и странный клёкот. Потом крик.

Иосиф спьяну не сразу понял - кричит человек. Дико, как от смертного ужаса. 'На Боба напали? Звуки знакомые, так свистел и клекотал этот, как его... Откуда на Терране? Бежать туда. Корк болван. Не орать надо, а...' Циммерман метнулся к двери, но и трёх шагов не сделал... 'Опять там крик. Ничего человеческого...' Хмель слетел с Иосифа мигом, он выскочил на палубу, огляделся. Увидел - помочь бедняге нельзя ничем, можно только спасаться.

Третий сноп

Бескрайняя Нери обнимала его, нежила, баюкала, как ати баюкает в мантии первых своих кланир, словно бы шептала струйчато, шорохом водорослей: 'Утешься нереан, всё проходит' - но Акиле клани Нумс успокоиться не мог. Желчь, растворённая в крови, жгла сердца, уничтожая разумные мысли, как Нери смывает горы, обращая их в кел. Акиле, паря в пяти или шести венах от роскошных садовых прядей Мисы, над илистыми впадинами и синими холмами, свежей прелести нереанского утра не замечал. Стайки розовых мотыльков не радовали его, не трогали душу и не тревожили аскаск. Гнев заглушает голод и способен лишить разума даже самого стойкого атрана.

– Эй атран!
– напоминал себе Акиле, сбавлял ход. Ненадолго. Жажда мести снова заполняла душу, снова желчь подступала к сердцам, толчки могучих мышц мантии вновь становились резкими. Если б попался Акиле в этот миг ненавистный келеан, топил бы его, душил бы медленно, а после, насмотревшись на мерзкие конвульсии сухопутника, перекусил бы пополам, чтоб потоком хлынула тёплая кровь, чтоб смешалась с водой и приятным вкусом порадовала аскаск. Ненавистные келеир, сухопутники, гнусные строители гор. Гензу келеир...

– Эй атран!
– снова напомнил себе Акиле: 'Я жрец!'

Жрец не имеет права на гнев, когда народу угрожает гибель, жрец должен пройти по кромке воды, говоря Вышнему слово, и одной силою слова опрокинуть Проклятые горы в бездну. Призвать Уборщиков...

– Ахн!
– с водой раздражённо выплюнул Акиле клани Нумс. Уборщиков призывал уже, бесполезно. К горам не идут, как ни заклинай; гнусный келеан оградил подножия Стеной Боли, на отрогах посадил несцатлаз - бессонных убийц, и теперь никто не смеет приблизиться к предгорным долинам, даже атран Айса Вышнего. Что же будет, когда придёт время алцераминз? Не сойтись нереану с нереаной в прекрасных предгорных пещерах, не сплестись, творя аминз, не произвести на славу великой Нереи новое поколение Нереир... И народ сгинет.

– Ахн! Нахн!
– Акиле плевался водой, рывками продвигаясь в глубины, куда не дозволено было спускаться никому, кроме потомков Нумы. Только они знали, как обращаться к Вышнему. Знали слова. Только они, тщательно охраняя истину от непосвящённых, помнили, что слов недостаточно. Если зовёшь Ати-Айсис без великой любви, она не приходит. Если Апа-Айсис отдаёшься без самоотречения, он не примет. Если взываешь к Цатмелх-Айсис, не пылая праведным гневом... Он придёт, но цат его падёт на тебя самого, не найдя цели.

Акиле клани Нумс пылал гневом, сгинуть был готов под цатом, лишь бы утащить с собой в гинзу проклятого келеана. Он хорошо запомнил его запах, узнал бы даже в мутной горной воде. Много раз представлял, как расправится с негодяем, если подстережёт у подножия гор и если тот по странному обычаю келеир полезет в воду и станет нелепо сучить слабосильными венир у самой кромки воды, оскорбляя непристойными движениями великую Нери. Келеан оказался хитрее - посадил на отрогах гор своих насцатлаз. Теплокровный убийца. 'Алнес цуа, келеан', - думал Акиле, приближайся к святилищу Вышнего. Время не терпит, Айс восходит над лоном Нери, теплеют течения, скоро заиграет в крови нереир аминз, и тогда их не удержишь - погибнут у Стены Боли или обезумев выбросятся на безводные горные склоны. Ничего более не оставалось жрецу - только на Цатмелх-Айсис надежда. Разве не благородная цель - извести врага народа, под цат пустить его бессонную стражу и смешать Проклятые горы с келом? Нет, Цатмелх мудр, он возьмёт келеана и не тронет благородного Акиле клани Нумс, атранис Нереир.