— Такое часто происходит с девочками в ее возрасте. — Миссис Макмиллан снова водрузила на нос очки и глянула на часы. — Мир открывает перед ними новые возможности. Уверена, у Джой все будет хорошо. У нее есть голова на плечах и заботливые родители. Главное — не спускать с нее глаз.

«Как будто я за ней не слежу», — подумала я, но улыбнулась, поблагодарила миссис Макмиллан и пообещала звонить в случае чего. Разумеется, когда через полчаса я откровенно спросила Джой, все ли в порядке, дочь пожала плечами и закатила глаза. Любимый жест всех девочек-подростков на свете. Когда я заметила, что это не ответ, дочь сообщила, что учиться в седьмом классе сложнее, чем в шестом, и открыла учебник по математике в знак окончания беседы.

Мне хотелось позвонить ее педиатру, психологу, логопеду или хотя бы школьному директору и методисту. Я составила список вариантов: учебные центры и сайты, предлагающие помощь с домашними заданиями, группы поддержки для родителей недоношенных детей или детей с нарушениями слуха. Питер меня отговорил.

— Прошла всего одна четверть, — рассуждал он. — Дай ей немного времени.

Я отпила из бокала и отбросила прочь волнения, так как прекрасно научилась это делать. В сорок два года я поняла, что, увы, немного склонна к меланхолии и не верю в счастье. Изучаю его со всех сторон, как стакан на блошином рынке или коврик на восточном базаре — в поисках сколов или торчащих ниток.

«К Джой это не относится», — размышляла я, глядя, как дочь пританцовывает и смеется над шутками парня, держащего ее за талию. Джой в полном порядке. Она хорошенькая и везучая. И понятия не имеет, насколько хорошенькая и насколько везучая, как и положено почти тринадцатилетке.

— Кэнни! — Голос Шари Мармер пробился через переполненный атриум Конституционного центра, где гости ожидали ужина.

Я схватила ракушку и бокал и вяло помахала рукой. Шари — блефаропластика и сплошные ярко-красные губы — поспешила ко мне. В «Большом каньоне» ее бюста сверкал новый бриллиант.

— Эге-гей! Кэн-ни! — пропела Шари.

Я мысленно застонала и попыталась отстраниться, но она вцепилась мне в плечо пальцами с французским маникюром. Ее рука оказалась под моей правой грудью, и мне тут же стало мучительно не по себе. Но Шари ничего не заметила.

— Вы с Питером сидите с нами, — сообщила она и увлекла меня в столовую, где стояли тридцать столов с аквамариновыми скатертями. В центре каждого красовалась раковина, увенчанная сверкающим зеркальным шаром.

— Чудесно! — воскликнула я.

Почему мы? У Шари и Скотта есть родственники, бабушки и дедушки, близкие друзья, которые должны были бы сидеть с ними. И в срочном разговоре нужды нет. Наши дети — лучшие друзья, и, хотя мы с Шари так и не стали подругами, позади годы тесного общения. В прошлом месяце мы целый день провели вместе, обсуждая наше последнее увлечение телевизионными реалити-шоу. Заодно начистили тридцать фунтов картошки для Фестиваля латке[6]

, который ежегодно устраивают для малышей в синагоге. Мы с Питером вполне могли бы расположиться за столиком Глории Гейнор[7]

с Каллаханами, либо Барри Гибба[8]

с Марисоль Чан, которую я полюбила с первой же встречи на уроке «Музыки вместе»[9]

.

— Что скажешь?

Шари потащила меня к главному столу. Остановившись, она обвела зал изящной, мускулистой, вероятно подвергшейся липосакции рукой.

— Фантастика! — Я старалась быть вежливой. — Тамсин и Тодд молодцы.

Шари крепче сжала мою руку.

— Ты правда так думаешь?

— Просто супер. Кстати, ты замечательно выглядишь.

Это, по крайней мере, неоспоримый факт. Шари на восемь лет меня старше. До брака и материнства она была моделью в Нью-Йорке. Теперь ее работа — уход за собой, и она трудится усерднее, чем я когда-либо за деньги. Жаря картофельные оладьи на кухне синагоги, я устало и благоговейно внимала рассказам Шари: личный тренер, йога и пилатес, косметолог, восковая эпиляция, лазерные процедуры и окрашивание ресниц, утренняя доставка низкокалорийной и низкоуглеводной пищи. Все-таки хорошо, что я никогда не была красавицей. Не приходится выбиваться из сил, пытаясь сохранить дарованное природой.

— А вечеринка? — волновалась Шари. — Я не переборщила?

— Ни капельки! — соврала я.

Шари вздохнула, когда диджей с золотым медальоном и прической в стиле семидесятых — копия Рика Джеймса[10]

до отсидки — подвел ее родителей благословить хлеб.

— Тамсин вне себя от ярости. Говорит, что морская биология — серьезная наука, — Шари изобразила кавычки, согнув пальцы, унизанные драгоценными кольцами. — А я опошляю ее стремления дурацкими раковинами и русалками, — Шари моргнула своими широко распахнутыми благодаря скальпелю глазами. — А по мне, так официантки прелестны!