Как-то мама купила мне набор "Юный столяр", — деревянный чемоданчик, где лежали всякие необходимые инструменты, только маленькие: маленький молоточек, пила, топорик, сверло... и я что-то колотил и пилил из деревяшек.

Благодаря всем этим занятиям, я к семи годам, знал уже почти весь алфавит, начинал читать по слогам, неплохо рисовал и вообще много чего уже умел.

3

Чтобы в доме зимой постоянно было тепло, бабушке и маме приходилось топить две печки почти круглосуточно, то и дело, бегая в сарай за дровами. Если пол ночи печки не топились, то к утру все тепло выдувало, печки быстро остывали, и вставая утром, у нас, бывало даже пар изо рта шел. Спустя несколько лет, в начале 70-х годов, бабушка, намучившись с печками, с помощью местных мужичков, установила котел и провела по всему дому паровое отопление. Вот ведь были времена, — где-то и трубы нашли на целый дом и батареи чугунные, и котел где-то достали... и все почти бесплатно, за чистый спирт, который бабушка понемногу, привозила из своей лаборатории.

Жить с паровым отоплением нам в дальнейшем стало веселее. Теперь надо было лишь угля вовремя подкинуть в котел, а горел он долго.

А вот будка-туалет так и осталась стоять на дворе, до самого нашего переезда в Колпино. Все собиралась бабушка туалет в доме сделать, но так руки и не дошли. И если летом это никому проблем особых не доставляло, даже приятно было ночью по холодку по двору прогуляться, то зимой в 30-градусный мороз, бежать на улицу по нужде было как-то не очень. Впрочем, в раннем детстве меня это не касалось, так как у меня был персональный ночной горшок.

На территории нашего дома, у меня было несколько любимых мест для игр. Во первых, это небольшая полянка возле сарая с кучкой песка, где я обычно летом сидел, затем большой подвал в нашем доме, состоящий из нескольких отсеков. В одном хранили картошку, в другом всякие заготовки на зиму, а вот в третьем, у моей бабушки хранился всякий старый хлам. Это конечно для нее был уже не нужный хлам, а для меня, всякие ее колбы, пузырьки, реторты и прочие стеклянные сосуды (она же у меня химиком работала!) все это было просто пещерой с драгоценностями! Кроме подвала, были еще две большие кладовые на втором этаже, с кучей всяких старых вещей, пачками старых газет и журналов и поломанной мебелью. Мы частенько с соседскими мальчишками, залезали в эти помещения и представляли, что мы попали в какую-то волшебную пещеру. Представляли себя волшебниками и, соединяя все бабушкины колбы, трубочки, баночки, наливали туда всякие микстуры, найденные либо на помойках, либо у родителей в аптечках, добавляли какие-то таблетки и прочие ингредиенты и все надеялись, что у нас получится какой-нибудь волшебный эликсир. Особенно мы радовались, когда смешав что-то, от реакции все начинало шипеть, пузыриться и даже порой дымиться. Казалось, что вот-вот джин из бутылки вылезет. В дальнейшем, став чуть постарше, мы уже химичили более профессионально, взрывая карбид, делая взрыв пакеты из магния, или цирия с марганцовкой, но начиналось наше увлечение именно с подвала нашего дома. Впрочем, одно дело взрывы, а другое дело реальная химия, которую я в школе уже терпеть не мог.

4

Еще с самого раннего детства, мне особенно запомнились летние поездки на Финский залив с мамой. Для меня она времени не жалела и мы практически каждое лето, ездили куда-нибудь на выходных с Финляндского вокзала. Иногда мы брали с собой кого-то из моих друзей, чаще всего Сергея Иванова, жившего неподалеку. Правда он был постарше меня на несколько лет. Иногда брали с собой мою любимую сестренку Наташу, когда она гостила у бабушки с дедушкой в Ленинграде, но чаще все-таки ездили вдвоем с мамой. По дороге в электричке, мытпостоянно с ней во что-то играли, или она мне загадки загадывала, а за правильную отгадку, давала по 5 копеек.

Вообще все наши поездки проходили очень весело и запоминались надолго. Моя мама откуда-то знала много железнодорожных станций с Финляндского вокзала, которые были расположены недалеко от Финского залива. Почти всегда это были новые, неизведанные еще места. То мы шли по каким-то лесным дорогам и выходили на дикий пляж с торчащими из песка тут и там огромными валунами, по которым я так любил ползать, то пройдя по каким-то лишь ей ведомым тропинкам через лес, мы оказывались на нормальных огромных пляжах, заполненных народом. Вспоминается, как я пытался на этих пляжах купаться, — иду все дальше и дальше от берега, чуть ли не километр прохожу, а мне все по колено глубина. Часто мы ездили с мамой в город Зеленогорск, тоже на пляж и заодно в парк аттракционов с разными качелями-каруселями, который находился по дороге.

Но, конечно основная моя детская жизнь проходила все-таки в Славянке. В нашем распоряжении, были все местные свалки и помойки, пруды и речки, овраги и небольшие рощицы. В укромных местах, мы делали шалаши из веток и травы, и сидели там часами. Вместо настоящего леса, нам хватало заградительной лесополосы, метров двадцать в ширину, вдоль всей нашей железной дороги, до станции Металлострой и дальше, куда мы обычно ходили за грибами и дикими красными яблочками, так как диких яблонь росших вперемешку с елками, вдоль железной дороги тоже хватало.

5

Каждое лето, как я уже упоминал выше, меня на месяц-другой увозили в Ленинград к родной сестре моей бабушки Александре Дмитриевне, или просто тете Шуре, как я ее называл. Впрочем, я был этому очень рад. Если меня везут летом в Ленинград, то, скорее всего, к бабушке и дедушке вновь должна прилететь их любимая внучка и моя любимая сестренка Наташа, — и это было очень здорово! Да и вообще после спокойной размеренной сельской жизни прикольно было оказаться в Питере, с его кипучей жизнью.

Я с большим нетерпением ждал этих встреч с сестрой. Наташу в Ленинград ее мама всегда отправляла из Фрунзе на самолете со знакомыми стюардессами.

Квартира у тети Шуры была трехкомнатная, не очень большая, но уютная. У них было много книг и всяких журналов советских времен, типа: "Работница", "Крестьянка", "Здоровье"... Правда, мы с сестренкой из всех журналов, предпочитали смотреть только журналы "Крокодил", "Мурзилка" и "Веселые картинки", которых там тоже было довольно много. Наташина бабушка кормила нас всякими вкусностями, так как в отличии от моей бабушки, которая готовить не любила, ее сестра готовить умела и любила. Нравилось нам играть и с Наташиным папой, Володей. Он ходил с нами на спортивную площадку возле школы, находящейся рядом с их домом, где мы играли в мяч. Дома он читал нам книги, учил нас играть в шахматы, так как сам имел первый разряд и мог играть в шахматы с завязанными глазами по памяти. Наташин же дедушка, Василий Матвеевич, приобщал нас с сестренкой к культурной жизни, устраивая походы по всем ленинградским музеям. Грех жить в Питере и не побывать в Эрмитаже или Русском музее, в Кунсткамере или Зоологическом музее... Бывали мы и в Зоопарке и в планетарии на Горьковской, гуляли в городских лесопарковых зонах, правда точно не помню где, но помню мы с сестренкой там даже белок с рук кормили. У меня вообще все культурное воспитание в основном связанно с сестрой и ее родными. Правда в дальнейшем мы и с классом каждый год часто ездили в различные ленинградские музеи. В те времена в школах такие поездки были частью воспитательного процесса и возили нас по музеям довольно часто, но в основном приобщал нас к культуре и возил по музеям Наташин дедушка Вася. У себя в Петро-Славянке, летом я все больше по всяким свалкам лазил с друзьями, по соседским садам и огородам или на речке пропадал целыми днями, а живя в Ленинграде, приобщался по мере сил к искусству. Бывало, что тетя Шура со всем своим семейством и с Наташей конечно, приезжали летом к нам в Славянку отдохнуть. Тогда уже я начинал приобщать свою сестренку к другим видам искусства: лазить по заборам, воровать клубнику в соседских огородах, без спроса убегать на речку купаться, что-нибудь взрывать в кострах. Как только начинало что-то поспевать в соседских садах, будь это яблоки, груши, или клубника и крыжовник, мы были тут как тут. Не брезговали мы и помидорами с огурцами и морковкой с капустой. Как я уже говорил, у каждого из нас были свои сады и огороды, где росло все, тоже-самое, что и у соседей, но чужое, утащенное с риском получить крапивой или кнутом, всегда казалось намного вкуснее.