На крыльях мужества

О Бесстрашном, Пламенном, Доблестном Джелаль Эд-Дине Менгу-Берти, о его упорной борьбе с беспощадными монгольскими воинами Великого Истребителя Народов "Потрясателя Вселенной" Кагана Чингисхана, о необычайных битвах, победах, скитаньях и о неожиданной трагической гибели в Курдских горах – этого удивительного витязя, последнего Шах-Ин-Шаха Великого Хорезма.

Иллюстрации П. Л. Парамонова

Пастух Чобан-Коркуд был, пожалуй, самым бедным во всем кочевье Бала-Ишем. Его хижина состояла из нескольких камышовых циновок, подпертых кольями, и все свое имущество — продранный войлок, на котором он спал и совершал священные молитвы, и старый железный кумган без крышки, служивший и для варки и для омовения, и ободранная шуба из облезлого козла, и длинный посох с загнутым концом — все это он мог за один раз легко унести с собой. А весь его скот — гордость и богатство кочевника — состоял из большой лохматой собаки, белой, с красными угрюмыми глазами, которая покорно плелась за ним, куда бы, по обязанности пастуха, Чобан-Коркуд ни переходил.

Много лет он пас овец и ягнят во всякое время года, являясь на ночевку из одной юрты в другую, где его кормили. А старый пес его Акбай равнодушно и гордо следовал за ним, и все собаки узнавали его: обнюхавшись, они расходились без обычной драки. Когда же неопытные щенки пробовали задеть его, то разъяренный Акбай давал им поучительную трепку и спокойно, виляя хвостом, возвращался к ногам хозяина.

И с Чобан-Коркудом произошло необычайное дело. Однажды он лег на свой войлок возле входа в старый шалаш и лежал без движенья на боку, подпирая седую голову костлявым, огрубевшим кулаком. Все из кочевья приходили смотреть на Чобан-Коркуда и говорили, что в старого пастуха вселился безумный джинн. А Чобан-Коркуд отвечал, что он и мог бы продолжать свою обычную работу, но он не будет больше пасти овец:

— Пусть это делают более молодые пастухи. Я же буду смотреть днем на плывущие облака, а ночью — на сверкающие слезами звезды, на дорогу вечности (Млечный Путь) и на улыбку месяца…

Кочевники предложили старому Чобану увеличить вдвое назначенную ему оплату — не две, а четыре овцы в год и даже пять… Но он от всего твердо отказывался, и кочевники уходили прочь, удивленно покачивая головами.

Несколько дней спустя к Чобан-Коркуду приплелась через пески его сестра, очень бедно одетая — в заплатанную, полинялую, когда-то бывшую малиновой, рубашку до пят. Она принесла на руках плачущую, исхудавшую, как лягушонок, маленькую девочку. У этой девочки большая головка еще плохо держалась на плечах. Старушка Айдын обходила юрты кочевья, говорила, что она сестра Чобан-Коркуда, и просила молока для найденной ею в песках сиротки. И она затем приносила брату и лепешки, и сушеный творог, и молоко, собранное в разных юртах в большую глиняную миску.

— Это мое счастье, найденыш Гюль-Джамал, — говорил любопытным Чобан-Коркуд. — Она прокормит и себя, и бабушку, и меня…

Шестнадцать лет продолжалось «счастье» старого пастуха. У него появилась задымленная войлочная юрта, увешанная внутри бархатными ковровыми чувалами, над костром повис на цепи чугунный котел; у входа в юрту лежали ожидавшие милости хозяина две рыжие собаки, а рядом на приколе дремала белая ослица, и возле нее резвился черный пушистый осленок.

А счастье у Чобан-Коркуда появилось так — об этом рассказывал сам Коркуд… А верно ли это или не верно — знает лишь аллах великий и всеведущий, и он ему судья!

Невдалеке от кочевья возвышались полузасыпанные песками развалины древней крепости. В далекие времена за ее неприступными стенами жил хан Баяндер. Много сказок и песен было сложено про его набеги на Хорезм и на Иран, откуда он возвращался с захваченными конями, верблюдами, нагруженными всяким добром, и с пленниками, молившими о пощаде, которых он продавал на невольничьих рынках Мерва, Несы и Мешхеда [3] .

Но всякая удача сменяется новым решением аллаха — слава ему и величие! — в те же далекие времена войско неведомых кочевников пронеслось ураганом через пустыню и обратило грозную крепость хана Баяндера в желтые мертвые развалины, жилище совы и скорпиона.

Только мальчишки из кочевья ходили на эти развалины после каждого дождя, столь редко проливающегося в знойной пустыне. Недолговечные мутные потоки прокладывали дорожки между грудами квадратных плоских желтых кирпичей. Мальчишки внимательно осматривали эти дорожки и, счастливые, находили то обломок ножа, то чашу с цветным рисунком, то древнюю почерневшую монету, то зеленые бусинки. Более удачливые находили даже обломки янтаря, жемчужины, серебряные монеты или блестящие кусочки золотых тилля [4] .