– Сколько трудов предпринял впустую! Пришёл увидеть великого пророка. Надеялся увидеть его в великой чести и славе. Вижу нищего и нечестного старца.

Старец подошёл ко мне и заговорил,

– Не скорби, чадо, ты один истинно познал меня, не найдя ничего особенного. Прочие же соблазнились, называя меня великим. Знаю, ненормальным решили тебя сделать. Согласись, стань ненормальным, надень кольчугу юродивого. Иди против варваров, великое отвергши сомнение. Бог поможет тебе. Врагов победишь, здоровым в отечество возвратишься.

Возвратился я в Санкт-Петербург: свет божий озарил мои мысли. Отбросил мечтания о будущем капитанстве. Мысленно снял княжескую одежду капитана и, виртуально, надел кольчугу ратника, как князь Дмитрий на Куликовом поле. Не хотел умирать я капитаном от сердечного приступа, как умер мой приятель, капитан дальнего плавания Юрий Уткин. Капитана Уткина убила русская алюминиевая мафия. В порту города Санкт-Петербурга все об этом знали, кроме спецслужб и милиции.

– Простым ратником принесу больше пользы, нежели уязвимым князем, - решил я, слезая с высокого виртуального капитанского кресла на пол реальной штурманской рубки.

Я любил сидеть низко. С низкого не опасно падать.

Советская разведка старалась сделать меня послушным зомби. Мафия в лице доктора Даргавса желала меня подчинить. Если дурак не подчиняется, и не зомбируется, его нужно убить.

Не желая умирать, идя навстречу широким массам мафиозных трудящихся, я взял курс на шизофрению.

3. От Обидимо до Непрядвы 96 вёрст

Доспех тяжёл, как перед боем.

Теперь твой час настал.
– Молись!

Александр Блок.

И тебе ли тур скорбеть о ранах,

Если жизнь не ценишь ты свою!

"Слово о полку Игореве"

Почему я взял курс на шизофрению? Решил замаскироваться от мафии, прежде всего. Сохранить жизнь. Чтобы на основе Суперобъединения построить непроницаемую пирамиду, тетраэдр. Обратить внимание человечества, что путь для развития высоких технологий лежит в этом направлении.

Пирамиду решил поставить на Красной площади. Если читатель математик, физик и немножко химик, на основе Суперобъединения, изложеного выше, легко синтезирует непроницаемый материал.

Я обиделся на глупое и неразумное человечество, решил сжечь мосты, связывающие меня с прежней жизнью. Святой, преподобный Варфоломей из Загорска то же советовал.

28 августа я отправился в Коломну. Помолившись в коломенских храмах, прибыл на железнодорожную станцию Обидимо, что под Тулой. Обидимо посещала моя мама. Матушка приезжала на могилку своего брата, моего дяди Паши Бурлакова. В Обидимо много у меня родственников, которые работают железнодорожниками, и, по совместительству - в российских спецслужбах.

В Коломне в церквах русских, в церквах православных помолился памяти Галасия, епископа Коломенского, говоря в молитве,

– Спаси, боже люди моя!

В Обидимо, среди своих, прошла обида. Свой родственник, тайно информированный о моих грехах, смотрел на меня, как на обезьяну. Я не обижался. На обиженых воду возят. Уехал из Обидимо думу думати к Семёну Мелику, на речку Непрядву, что в ста километрах от тульского, русского Обидимо.

Семён Мелик, приятель-рыбак жил в чудесном месте, в местечке Хворостянка, что в часе пешего ходу на восток, от рыбной речки Непрядвы. Если от Хворостянки идти 67 минут пешком курсом на север, северо-восток, придерживаясь направления на Рязань, прочь от Красивой Мечи, можно наткнуться на ещё боле богатую рыбой реку - Дон. У местечка Монастырщино, Дон с Непрядвой смыкаются.

Прибыл к Семёну Мелику 7 сентября, утром. Вечером, после рыбалки наблюдал, как по Непрядве гуси-лебеди крылами плещут, необычную грозу предвещают.

– Добро, Александр, знамение сие!
– произнёс приятель, - добрая будет рыбалка!

Домой пошли быстрым шагом, закат был в крови, пошли испуганные тучи. Казалось, дороге назад нет конца. Мелькали вёрсты, кручи, пашни совхоза. Не тронутая ветром Непрядва, убралась низким туманом, что княжна фатой.

В тот день в Непрядве утопил паспорт моряка. Без паспорта в море не выйти. Пути назад не было. Не стал расстраиваться, подумав: "Хватит метаться по миру! По миру прошёл нищую торбу нашёл. Буду рыбаком, как Мелик. Проживу".

Возвращаясь в Хворостянку, угодили под копыта степной кобылицы. Бешеная лошадь сквозь придорожную пыль от грозового шквала была не видна. Неслась кобылица навстречу кровавому закату, мчалась, летела и мяла ковыль.

– Дороги нет!
– закричал Мелик, - в сторону! Степная кобылица несётся вскачь!

Мы отскочили прочь с дороги взбесившейся лошади, подминавшей под себя степной ковыль. Если уточнить, кобылица мяла сорную полынь-траву. Убогие русские распахали чудесное место, ковыля, практически, не было. После дурной русской пахоты ковыль не произрастает на поле. Поэтому внуки забыли, какой он, ковыль-то.