Я был уверен, что не стану продолжать этот фарс: необходимо только было как можно быстрее разработать приемлемую комбинацию, как бы освободиться от этого (мой куратор все время подчеркивала, что ребенок обладает куда большей властью в семье, чем это кажется на первый взгляд, так что мое положение полностью зависит от меня самого). Но вышло так, что я проучился в этой школе целый год. А все из-за Ольги.

В детстве она никогда не была «милым ребенком», и видимо, в более взрослом возрасте красавицей тоже не стала — не знаю, не уверен. Но в десять лет это была тощая угловатая пацанка с веснушчатым острым носом и презрительно прищуренными серыми глазами (на самом деле, как я потом узнал, тут все дело было в небольшой близорукости). Она всегда чуралась всех остальных, молчала, никогда не лезла отвечать и вообще не блистала по теоретическим предметам. Но она совершенно преображалась, стоило ей усесться за пианино. Нет, играла она не очень чисто — даже я играл лучше, хотя талантами в этой области вообще никогда не блистал, — но она именно что вкладывала душу. Первый раз… это было первый раз вот так…

Девочка с легкими кудрями цвета пожухлых осенних листьев подходит к старенькому пианино (в классе их три штуки, но играют только на одном). Ногой она подвигает табурет (вертящихся стульев нет), чтобы сидеть было удобнее. Длинные тонкие, даже худые и почти узловатые пальцы касаются гладких клавиш. Кожа у Ольги темная, загорелая после летних каникул. Первый звук падает как капля на голову узнику в камере пыток.

…Черные странные птицы сидят на деревьях в старом дворе. Черные горькие птицы хотят раствориться, желают забыться, и в небо взмывают до первого звука, до первого крика, ибо в безмолвии божьего лика и сладость, и мука…

— Видишь эти карты?.. — спрашивает звонкий девчоночий голос, и тонкая рука с выпирающими косточками запястья смешивает две колоды. — Одна моя, другая — твоя. Видишь, какая чепуха?.. — смешок. — Между прочим, учти, что ты ошибаешься. Что ты идешь не туда, и придешь совсем не так, как хотел.

— Что за чушь ты говоришь?! — сердито спрашивает худенький черноволосый мальчик, решительным движением отбрасывая со лба челку. — Нашла время!..

— Это не я говорю, — резонно возражает девочка с черными крыльями и картонным клювом. Девочка похожа на гигантскую ворону. — Это твой первый пророческий сон. И во всех этих дурацких образах виновато только твое подсознание.

Город, пустой, огромный город обступает мальчика со всех сторон. По городу серыми безмолвными силуэтами бродят потерянные души, над городом черными тенями кружат странные птицы, которые были людьми, и птицы эти называют себя Основы…

…Я потерял сознание прямо на уроке. Это стоило нашей учительнице нервов: — пока меня приводили в порядок, она сама чуть не впала в истерику. Но с тех пор я смотрел на Ольгу уже совершенно другими глазами.

Мой куратор давно уже сказала мне, что у меня есть дар медиума, и рано или поздно он проявится, но вот как и когда — этого она предсказать не сможет. Да и вообще я должен сам разобраться. Ольгин своеобразный дар спровоцировал мой. В последствии я даже не стал рассказывать обо всем этом моему начальству: это было то, что я хотел сохранить исключительно для себя. Что-то очень личное, очень интимное чудилось мне в той серой пустоте, куда мы с Ольгой заглянули вместе. Наверное, это и было началом моей странной, мучительной и почти безответной любви к этой женщине. И началом спровоцированных ею пророческих снов.

Проснулась Лена оттого, что по лицу ее мазнуло что-то влажное. Она открыла глаза — и увидела прямо перед собой букет белых яблоневых веток, мокрых от росы. И чего Вик вчера разорялся? Самые настоящие цветы, свежие и ароматные. Только очень уж не вовремя…

Лена оторопело моргала, пытаясь понять, на каком она свете. Блин, разве ж можно так?!

— Привет! — улыбнулся Вик, отбрасывая букет в сторону. — Спорим, так, как я, тебя никто еще не будил? Современные парни совершенно разучились обращаться с девушками.

— Их надо обливать водой и тыкать в лицо вениками?!

— Да ладно… Погляди, какое чудное утро!

Лена села на постели, протирая глаза.

Что да то да… утро действительно было чудесное. Где-то там, на другом конце планеты. Здесь же в окно заглядывала глубокая ночь. Небо только-только просыпалось, луна еще не зашла.

— Какое утро?!

— Четыре часа. Ты с девяти дрыхнешь, так что должна уже отоспаться. А ты как хотела? Начинать заниматься магией среди бела дня?

Кажется, представления этого парня о временах суток было вполне деревенское.

— Давай быстро в ванную, я подожду, — распорядился Вик. — Потом — завтракать, и сразу же на Землю! Будем учить тебя магии, хотя бы основам. Ловить надо срочно этого чаровника душ, а без настоящего современного боевика в тройке знаешь как туго! Я, конечно, тоже сражаюсь неплохо, но все-таки в городах не очень, а о Стасе вообще говорить нечего — какой из него вояка! Врач — он врач и есть.

Не очень понимая, о чем он говорит, Лена потянулась встать… и только тут сообразила, что спала она без ночной рубашки! И даже без лифчика! И хорошо еще, что не совсем голая!

Она пискнула и нырнула под одеяло чуть ли не с головой.

— И чего стесняешься? — донесся до нее приглушенный голос Вика. — Можно подумать, я голых девушек не видел, — с этими словами он бесцеремонно сдернул с нее одеяло. — Перефразируя известную цитату, я видел девушек даже совсем без кожи. Ну-ка быстро в душ и одеваться!

И Лене ничего не оставалось, как только подчиниться грубому произволу.

Интересно, здесь все такие же незакомплексованные, как этот пацан, или он тут один такой? Или это потому, что он уже… неживой? Черт, как все сложно! Положительно, надо бы рассердиться обоих напарничков за вчерашнее, но нельзя же сердиться бесконечно…