— Это Тошка Правый, — прислушалась Леся.

— Что, есть еще и Левый? — удивился я.

— Ты разве не знаешь, что дельфины все время спят одной половиной мозга? То левое полушарие бодрствует, то правое. Так они и живут. Полностью спать им нельзя — захлебнутся и утонут.

— И что, у полушарий личности различаются?

— Не сильно, но я всегда могу узнать, с каким Тошкой говорю — с Левым или Правым. Лидочка более цельная, у нее не поймешь, какая половина мозга спит, а какая бодрствует. Лет сто назад о частичных несовпадениях личности правого и левого полушарий никто не знал, поскольку в личность дельфинов никто из ученых не верил.

— А ты что, без коммутатора их язык понимаешь?

— Ну, не то чтобы посимвольно, но настроение уловить могу. А вот Ван научился различать некоторые слова. В китайском языке смысл фразы зависит от тона гласных звуков, так что у китайцев слух вырабатывается особый. Но и без всякого коммутатора я могу об заклад биться, что Тоша с Лидочкой сейчас обсуждают незнакомца в форме охотника. Они очень чувствительны к малозаметным проявлениям симпатии, поэтому знают, что мы с тобой не чужие. Меня они знают давно, а тебя видят впервые. Им любопытно.

— Значит, они уже видели охотников? — это вызвало у меня удивление.

— Тошка много чего видел за свою жизнь. Вообще вам будет о чем поговорить, я уверена. Например, недавно он повстречал в океане сумасшедшую торпеду. Она приняла его за охотника или какую-то другую цель и гонялась за ним минут сорок, пока не выработала запас глюкозы и не отстала.

— Первый раз слышу, чтобы торпеды нападали на жителей океана, — сказал я, вспомнив странный сегодняшний сон.

Однако Тошкин опыт меня заинтересовал, так что я твердо решил освоить коммутатор и расспросить дельфина. Я не забыл, как во время учебного погружения на километровую глубину на меня напала скоростная торпеда класса «Барракуда». Вот уж натерпелся я тогда страху!

Мы соскочили с трапа, и я увидел в смоляной воде двух глядящих на нас дельфинов.

— Тошка справа, — подсказала мне Леся. — Но Лидочка не менее интересна в беседе, потом сам убедишься. А пока я должна тебя представить. Заодно посмотришь, как работает коммутатор.

Вообще-то в учебке мне приходилось видеть вычислитель, предназначенный для перевода дельфиньих щелчков и свистов в человеческую речь, но на учениях мы с морскими зверями не взаимодействовали, так что применить его на практике у меня не было возможности. Для Леси же это была основная работа, так что она знала, как с ним обращаться. Подойдя к проклепанной металлической колонне на краю вольеры, Леся вставила кодовую карточку в щель на щитке и открыла дверцу, за которой располагался пульт коммутатора. Вслух просчитав до трех и обратно, она подстроила вычислитель к особенностям своей речи и сказала:

— Привет. Это мой близкий друг. Его зовут Роман.

В ответ Тошка длинно присвистнул и разразился трелью коротких щелчков.

— Насколько близкий? — перевел его вопрос синтезатор.

Голос у прибора был откровенно искусственным, без возможности передавать хоть какие-то оттенки эмоций, но уж к этому я за время службы успел привыкнуть, поскольку наша водительница была глухонемой. Когда была возможность, мы общались с ней жестами Языка Охотников, но в бою она частенько пользовалась бортовым вычислителем амфибии, который переводил ее жесты в синтезированную речь, чтобы мы слышали ее в гарнитурах. Для этого у Молчуньи была перчатка, наподобие тех, какие входят в комплекты аппаратов жидкостного дыхания для общения в глубине. А для нее вычислитель переводил наши жесты в текст на экране.

— Очень близкий, — улыбнувшись, ответила Леся.

Тошка нырнул, затем высунул морду из воды и шумно выдохнул.

— Вы с ним сношаетесь, как мы с Лидой? — прощелкал он.

— Да.

— Значит, ему можно доверять?

Подобная логика меня поразила, к тому же тема показалась мне чересчур щекотливой. Похоже, дельфины руководствовались совершенно другой этикой, нежели мы. Об этом я тоже решил побеседовать с Тошкой, когда представится случай. Только без Леси. Хотя это совсем уж глупо — ближе чем она у меня никого не было. Маму я мог считать близким человеком только в далеком детстве, но не после ухода на службу.

— Тоша, — с серьезным видом ответила Леся, — ему можно доверять, как мне. Когда ты узнаешь его получше, сам это поймешь.

— Но на нем форма охотника, — синтезатор изменил тембр голоса, и я понял, что теперь он переводит щелкающие трели Лидочки.

— Разве ты знаешь что-то плохое об охотниках? — спросила Леся.

— Нет, — ответила Лидочка. — Но охотники ныряют намного глубже, чем мы. Я не понимаю людей, которые проводят часть жизни за границами смерти.

Мне показалось, что вычислитель выдает не совсем адекватный перевод. Вряд ли он был приспособлен для ведения философских диспутов между дельфином и человеком.

— Пусть он скажет нам что-нибудь, — попросил Тоша.

— Скажи им, — повернулась ко мне Леся. — Они действительно так знакомятся. Только не говори «привет», а что-нибудь, о чем ты на самом деле думаешь. Они вообще не принимают лжи. Просто не понимают в ней смысла, хотя знают, что люди умеют врать. И любую фальшь они очень остро чувствуют.

Я шагнул к пульту коммутатора и произнес первое, что пришло мне в голову:

— С берега океан похож на зверя, заключенного в клетку.

Леся удивленно подняла брови, а Тошка с Лидочкой замолчали.