— Чего? — интересуется она, не поднимаясь.

— Анекдот такой есть. «В пять часов утра жена встала с постели и пробралась в чулан. Там она разбила молотком катушки от спиннингов, сломала о колено удочки, облила кислотой лески и поплавки, разрезала ножом резиновые сапоги. Потом она неслышно легла в кровать и нежно прижалась щекой к плечу мужа… Жить ей оставалось не более часа.»

— И к чему этот анекдот? — лениво переспрашивает Алиса.

— Видишь ли, — улыбаюсь я и резко прибавляю ходу, — он довольно точно описывает твою дальнейшую судьбу!

Алиса рычит и вскакивает, принимая что-то, отдаленно напоминающее стойку. Бежать ей, конечно, и в голову не пришло, не тот характер. А я, хотя и, мягко говоря, не боец, но методом hit-and-run, в просторечии «навернул и убежал», владею неплохо. А потому в тот самый момент, когда Алиска попыталась провести энергичный удар с ноги в грудь, я нырнул и бодро проехал мимо нее по траве, не забыв ухватиться за единственную оставшуюся на земле загорелую ногу.

Алиса взвизгнула от неожиданности и повалилась на меня.

Борьба в партере ей давалась куда хуже, тут на моей стороне было преимущество в весе, да и боролась она не в полную силу, так что мы в основном просто катались по траве, пытаясь разжать друг другу руки. Алиса то хохотала, то призывала на помощь всех известных ей божеств и демонов (длинный список) от нападения необузданного маньяка в нечеловеческом облике (ваш покорный слуга). Я же по мере сил цитировал дуэльный кодекс и требовал отомщения за нанесенное оскорбление — подлый и коварный обман по предварительному сговору с тараканами в голове.

В общем, как-то само собой получилось, что я оказался сверху, крепко прижимая к земле алискины руки. Она не сопротивлялась, просто смотрела на меня снизу вверх, и молчала. Жаркое дыхание обжигало, приоткрытые губы были неподвижны, но я все равно слышал то, что они были готовы сказать. И я был готов их услышать.

Гибкое, горячее тело подо мной. И солнце, и лес, и тишина вокруг, и эти глаза, черт, эти глаза… Что происходит?

Мы очень близко.

— Только попробуй поцеловать, — шепчет Алиса.

Тяжело это — возвращаться в реальность. Тело, по ощущениям, было вообще не мое. Сердце бухало как кузнечный молот, ему было очень тесно внутри. Но у меня все-таки получилось отпустить Алису и плюхнуться в траву рядом.

«Я кончил и закурил,» — сообщил внутренний психопат и радостно захихикал.

Некоторое время мы молчали. Только голос внутри продолжал в подробностях описывать глубину моего слабоумия, печальной причиной чему, судя по всему, стал целый ряд физических и моральных особенностей моих родителей. Я не прислушивался, а наоборот — поглядывал на лежавшую рядом девушку.

— Ты прав, наверно, — внезапно сказала она. — Не мое это.

— Не твое — что?

— В омут головой, — объяснила Алиса и села. — Ради интереса дать себя облапать за углом школы на Брестском. Нажраться до синих соплей, и в таком виде прыгнуть в койку к первому попавшемуся придурку. Отдаться на фоне зеленых лугов. Все должно быть не так. Все должно быть… как надо.

«Когда вы говорите, Иван Васильевич, впечатление такое, что вы бредите.»

— И я тоже так считаю, — легко согласился я. — Глас Алисы, глас божий.

— Ничего ты не знаешь, Саша Ружичка, — вздохнула Алиса с непонятной тоской. Легко поднялась, загородила солнце. Красивая, хоть картину пиши, хоть стихи сочиняй.

Пришла любовь — так весело и странно,

Пришла к нему — и пал он перед ней, — лежа на земле, продекламировал я.

Алиса молча смотрела вдаль.

Теперь он ей всю ночь поет осанну,

И слаще стала тьма унылых дней.

— Не сходи с ума, ладно? — ее голос подрагивал и расплывался в жарком дневном мареве. — Пожалуйста, я очень тебя прошу, только не сходи с ума…

— Что?

— Все со временем съезжают с катушек, одни раньше, другие позже… Одно и то же, я уже не могу терпеть, но ты… пожалуйста, держись. Мы все тебе поможем, только выдержи, только будь сильным, не умирай… и не сходи с ума.