Все внезапно заканчивается, и я не успеваю претворить план в действие. Оборотня отрывает от меня какой-то непонятной чудовищной силой, а я в самое последнее мгновение успеваю ухватиться за ручку двери, чтобы не осесть на дорогу. Спустя несколько мгновений Барс также становится свободным, а оставшиеся члены неудавшегося похищения укладываются штабелями между мной и ирбисом. Блондин втягивает воздух разбитым носом и удивленно шепчет:

– Не может быть!..
– потом задыхается, падает на колени, но продолжает смотреть на нашего спасителя.

– До дома добраться сможешь?
– раздается спокойный и уверенный в себе голос.

Барс молча кивает и указывает на меня:

– Унеси ее отсюда.

Незнакомый мужчина поворачивается и идет в мою сторону. А я молча смотрю на него, не в силах произнести ни слова.

....Волосы, сколько я помнила детство, у него всегда были длинными. Точнее, вступив в период юношества, он просто начал отращивать их, всегда стягивая в хвост. А сейчас отрезал, и доходившие раньше до пояса иссиня-черные пряди теперь едва касались лопаток, все также неизменно спрятавшись под жгутом. Фигура изменилась, и мои детские воспоминания об угловатом подростке навсегда вытеснил образ грациозного мужчины, направляющегося навстречу. Широкий разворот плеч, гордая прямая спина, и даже в этой мешковатой одежде я чувствую, как под слоем ткани перекатываются мышцы при каждом его движении. Сила так и бурлит вокруг него, я чувствую это, потому что мои каналы дают информацию обо всем, что происходит в диаметре нескольких десятков метров, и потенциал приближающегося мужчины поистине неисчерпаем. Во что же ты превратился, милый мальчик из моего прошлого? Откуда в обычном подростке могло взяться столько энергии?

На истинное зрение не хватает физики, да и неважно сейчас, честно говоря, кто на самом деле скрывается за маской. Есть один главный признак, по которому я всегда могла отличить этого мужчину от сотен других. Глаза. Цвета теплой морской глади, чистого аквамарина, которые смотрели одновременно с теплотой и усмешкой, всегда готовые помочь хозяину устроить мне веселую жизнь.

Что-то с ними не так...не могу понять в лучах заходящего солнца. Но то, с каким выражением они смотрят на меня, сметает все оставшиеся сомнения. Сил почти не остается: выпуская дверцу автомобиля, медленно сползаю вниз, почти у самой земли оказываясь в бережных объятиях пришедшего на помощь мужчины.

Знакомые до боли глаза смотрят с тревогой, а я просто улыбаюсь и шепчу перед тем, как окончательно потерять сознание:

– Дор...

И облегчение в его глазах оттого, что узнала, отзывается в душе песней свободы: наконец-то я нашла его.

Я не чувствую времени. Того, где нахожусь, что происходит и чему еще только предстоит случиться. Видимо, подпитка ирбиса вконец измотала меня, оставив туман в мыслях, как после настоящего опьянения. Еще бы: силы на исходе, зато энергии от концерта под закачку, и ничего не соображающая голова посылает расслабляющий импульс всему телу разом. Сама же отключается, попутно впадая в беспамятство.

Поэтому я живу ощущениями, впитываю информацию окружающего мира через прикосновения, пытаюсь научиться мыслить запахами. И все органы чувств делают неимоверные усилия, чтобы оставить меня где-то на грани реальности, тогда как основная часть моего 'я' плывет по реке безвременья и отрешенности.

Дориан несет меня на руках. Бережно, как самое ценное в мире богатство. Как долго это продолжается, не могу сказать, но кажется, что вечность, потому что успеваю несколько раз потерять сознание и вернуться в настоящее снова. Потом чувствую знакомые запахи: в коридоре моего домика на полках стоит туалетная вода с тонким цветочно-восточным ароматом. С кухни доносится благоухание кофейных зерен, рассыпанных по ажурной плетеной корзинке-лодочке. Я фанат запахов и эту привычку всюду ощущать знакомые вещи принесла вместе с собой в новое жилище. Я дома. Дориан принес меня домой....

А сам он пахнет борьбой. На одежде смешались запахи тигров, кого-то из хищных пернатых и крови ирбиса. И я сама пропахла этим... целиком пропиталась благодаря тугой повязке от кисы. И собственная кровь сейчас вводит в состояние оцепенения.

Стон вырывается против воли, и Дориан на мгновение замирает, словно к чему-то прислушиваясь. А потом происходит то, чему бы я здорово удивилась, будь у меня хоть чуточка силы на это: он пристраивается у комода в коридоре и подносит ближе к себе мою перебинтованную руку. И ругается, что есть силы.... Потом, когда запал потихоньку сходит на нет, спрашивает у меня, будто сейчас я в состоянии ответить:

– Ну и чем ты думала, глупая сирена, когда решила звать с помощью крови?
– как-то обреченно воспринимается его тяжелый вздох над ухом, а в следующее мгновение меня прижимают к себе, и голос спасителя снижается до шепота:

– Я же и так летел к тебе. Каким-то шестым чувством понимал, что не успокоишься, пока не увидишь меня своими глазами. С морем связь рвал, так ты кровью решила воспользоваться...и в кого ты такая упертая уродилась, Арина, а? А на орбите Луны меня как обухом по голове ударило твоей песней.... Знал бы, что отец решит связать меня с сиреной, тысячу раз подумал бы, прежде чем ехать на эту помолвку!

Грустно не стало, наоборот, пришло понимание того, что так выплескивается беспокойство за меня, потому что одновременно со словами Дор приближает к себе сгиб локтя с раной, нанесенной кисой, и шепчет на каком-то непонятном языке странные слова. И рука ощущает тепло и долгожданное расслабление, а спустя несколько минут Дориан снимает повязку, и я осознаю, что кровь остановилась.

Потом меня бережно перехватывают и несут в ванную: об этом сообщают появившиеся запахи гелей для душа, стоящие на полочке рядом с зеркалом. Осторожно опускают ноги на пол, прижимают несопротивляющееся тело к себе, а в следующее мгновение спину обдает холодком: Дориан расстегивает змейку и потихоньку стаскивает платье. И мне бы возмутиться, но сил нет ни на что, а в его движениях - ничего, кроме заботы и осторожности. Вслед за откинутым платьем отправляется и белье, а волосы аккуратно затягиваются в узел.