Вечером за ужином стояла гнетущая тишина, все были подавлены. Мы сидели в шатре за установленным там столом с канделябрами и вяло ковырялись в тарелках.

– Ужасный город, с такими же жителями, - глубокомысленно заявил Боромот и продолжил, - за четыре дня всего два серебряных. Жлобы! А ты целый серебряный потратил на какие-то там краски!
– попенял он мне.

– Вам же понравилось, - опешил я от такого наезда.

– Дело в том, что денег мало, жители Польска оказались невежественными и не ценящими высокое искусство!
– в конце Боромот сорвался на крик, - поэтому мы, к сожалению, не сможем тебе заплатить.

"Вот жлоб", - подумал я и стал обдумывать варианты мести.

– Кроме того, - продолжал Боромот осмотрев по очереди лица артистов, - придется снизить всем жалование.

По шатру пронесся шум вздохов, скрежетания зубов и чье-то:

– Да как ты смеешь! Мы и так ничего не получаем!

– Временно!
– перебил всех глава труппы, - Вот доберемся до княжества Козельского, там народ побогаче и лучше чувствует театральное искусство.

– В ваш театр и в Козельске никто не придет, - со злости бросил я и лично Боромоту, - ваши пьесы дерьмо!

– Ах ты щенок!
– прорычал Боромот и начал вставать.

– Я ухожу из труппы!
– вдруг выкрикнул Валетон поднимаясь, - Вик прав, твои пьесы дерьмо!

Все остальные артисты зашептались, Боромот в нерешительности застыл в причудливой позе взирая на Валетона, а затем уселся на место и со злостью выплюнул:

– Валите куда хотите! Зимой с голоду все подохните!

– Вик, а ты смог бы написать пьесу?
– вдруг спросила Матильда изучающе рассматривая меня.

– Я по-вашему писать не умею, - буркнул я.

Боромот заржал:

– Наглый щенок и неуч!

– Зато людей не обманываю, - вернул я ему любезность.

– Это кого я обманул?!
– возмутился он.

– Меня, например, - ответил я.

– А я тебе ничего не обещал, щенок!

– Еще раз меня щенком назовёшь, и я тебе яйца отрежу, - спокойно сказал я, отрезая ножом кусок хлеба.

За столом повисла тишина, видимо все обдумывали шансы выполнения озвученной мною угрозы. Разумеется, ничего бы я ему не отрезал, просто прирезал бы, да ушел, достал меня этот боров. У меня и так нервы не железные, а он целый рамштайн на них сыграл. Видимо что-то отразилось на моём лице, либо на него причудливо упал свет от канделябров, но Боромот пошел на примирение.

– Ладно, поругались и хватит, - сказал он, - я не говорил тебе, что не заплачу за работу, я сказал, что сейчас денег нет, а это разные вещи. Как заработаем, так и отдам.

– Я конечно не театрал, - пошел и я на попятную, - но думаю ваши пьесы не так уж и плохи, их только нужно слегка доработать, осовременить, что ли.

Все задумались, даже Валетон уселся на место.

– И как ты это хочешь сделать?
– нарушил молчание Боротон.

– Есть задумки, - ответил я и улыбнулся.

* * *

Вдвоем с Боротоном, в его фургоне мы досидели до середины ночи. Результатом нашего совместного творчества была адаптированная к здешним реалиям пьеса "Ромео и Джульетта", разумеется в прозе, из всего Шекспира я помнил только несколько фраз: "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромэо и Джульетте", "Быть или не быть - вот в чем вопрос", "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам", "Прогнило что-то в Датском королевстве" и "О женщины, вам имя вероломство". Последняя из фраз Боротону особенно пришлась по душе.

На следующий день состоялась первая репетиция новой пьесы. Самыми довольными доставшимися им ролями были Алина и Леон. Кстати, новая роль Алины заставила её взгляд обращенный в мою сторону потеплеть.

– Для тебя у меня есть отдельная пьеса, - обнадежил я расстроенную Матильду, имея в виду "Макбет".

Аншлаги были на второе и последующие представления новой пьесы "Ромос и Джулия". Думаю, успех стал возможен не только из-за великолепного сюжета великого автора, но и вследствие того, что я принимал деятельное участие в репетициях спектакля, давая советы актерам, продиктованные моей памятью. Самомнение конечно, но кто из нас без греха?

Прослышав об новинке в театральном мире, в нашем шатре стали появляться богатые и знатные люди города, а за ними потянулись и все остальные. После спектаклей народ не расходился, долго аплодировал и вызывал на бис главных героев. Представители местного мужского населения соревнуясь подарками добивались благосклонности Алины, а кое-кто и Леона.

Артисты были счастливы, что им не урезали жалованье, а также успеху и бурным аплодисментам восторженной публики. Боромот радостно подсчитывал прибыль, а я с помощью Матильды учился читать и писать. Через неделю труппа начала репетировать "Макбет", я если честно сомневался в разумности постановки этой пьесы, но Матильда с Боромотом меня переубедили.