И было как-то странно ощущать себя – в пенсне, с папиросой в зубах, вылощенного – причастным к этому загадочному миру.

«Россия, – печально, почти с надрывом, вздохнул Мышецкий. – Что-то еще будет с тобою?»

И вдруг неожиданно для себя вспомнил он толстую бабу и ее проспиртованный голос: «А таперича, што же это и выходи-и-ит?..»

Можно соглашаться или не соглашаться, но в этом возгласе было что-то трагическое.

Вот с этой бабы они и начали. На следующий день Кобзев спросил Мышецкого – между прочим:

– Знаете ли вы человека, который больше всех сделал на Руси для борьбы с пьянством и который…

– …также умер от пьянства? – засмеялся Мышецкий.

Кобзев посмотрел на него очень внимательно:

– Да, угадать не трудно. Он и умер от водки.

– Нет, простите, не знаю. Кто это?

– Иван Гаврилович Прыжов, – пояснил Кобзев, – автор очерков о «Кормчестве» и сочинитель почти подпольной книги «История кабаков на Руси»… Ныне эти книги забыты, но придет время, когда потомство перелистает их заново. Перелистает – и ужаснется!

– Отчего такая печальная судьба у этих книг?

– Не менее печальна и судьба автора: он умер в ссылке, одинокий и полный отчаяния… Я могу не оправдывать эту бабу, – добавил Кобзев, – но пьянство Прыжова я оправдываю. Ему больше ничего не оставалось, и он – пил! Такова жизнь,

Мышецкий неожиданно призадумался:

– Иван Степанович, у меня сейчас в голове возник любопытный вывод…

– Слушаю вас.

– Пьянство в стране усилилось, когда на мировом рынке наступило падение цен на зерновые товары… Так могло случиться? – спросил Мышецкий, не совсем доверяя себе.

– Вполне, – подтвердил Иван Степанович.

– Постойте, постойте, – соображал Мышецкий. – В этом кроется что-то новое для меня. Новое и весьма занятное…

На помощь ему пришел Иван Степанович.

– Нового тут ничего нет, – растолковал он. – Падение цен на зерно, как таковое, заставило наших помещиков выискивать для себя наиболее выгодный способ реализации своего урожая. Тогда они и стали перегонять зерно в спирт, что оказалось весьма доходно!

– Нет, – разволновался Сергей Яковлевич, – я так не могу. Это следует сразу же закрепить на бумаге…

Притеревшись один к другому в спорах, незаметно они перешли к написанию статьи на тему: спаивание русского народа правительством. Пьянство на Руси, как ни странно, зародилось в Московском Кремле – именно там цари учредили первый кабак, люто презираемый поначалу русскими людьми.

Государственный кабак – явление чисто иноземное, пришлое, внедренное в русскую жизнь путем насилия со стороны правительства. Потребовалось не одно столетие, чтобы вовлечь русского мужика в пучину пьянства…

Теперь, встречаясь по утрам, князь говорил:

– Итак, на чем же мы с вами остановились вчера?

Расставив ноги на тряском полу вагона, летящего в глухие просторы России, Мышецкий витийствовал:

– И вот я вас спрашиваю, дорогой коллега: при каких же обстоятельствах винная монополия может считаться явлением прогрессивным?

– Только при условии, – рассуждал Кобзев, – когда правительство, обеспечив себя колоссальной прибылью от продажи вина, отменит в стране все другие налоги!

– Но как же вы мыслите борьбу с контрабандным винокурением? – дискутировал Мышецкий.

– По принципу профессора Альглова, вино следует продавать в особых «фискальных» бутылках, которые можно опорожнить, но без помощи казенного завода никак нельзя заполнить…

Однажды Мышецкий вдруг резко залиберальничал.

– Странно! – сказал он. – Почему ныне царствующий император согласился стать в стране главным кабатчиком?

– Вот и название следующей главы. Пишите, – диктовал Иван Степанович: – «Возникновение монополии в России…»

«Очевидно, – писал Мышецкий, – помещика-винокура не могла удовлетворить система, при которой он зависел от сбыта вина в частные руки. Это грозило ему неприятными последствиями. На частного предпринимателя-перекупщика всегда труднее воздействовать, нежели на казенного…»

– И, таким образом, – заострял Кобзев, – класс помещиков мог только мечтать о введении монополии, ибо правительство (простите, князь, состоящее также из помещиков), естественно, пойдет на поводу самих же помещиков! Так ведь?

– Выходит, что так, – поддакнул Мышецкий.

– Очень хорошо, что вы согласились, – напористо продолжал Кобзев. – Тогда возникнет следующий вопрос: а кто же стоит во главе этого правительства?

Мышецкий не отвечал.

– Кто? – в упор переспросил Кобзев. – Вы рискнете, князь, написать лишь одно коротенькое слово, в котором сходятся все интересы и все прибыли нашего дворянства?