– Дорогой друг, – ответил Лаблас, – разве ты не видишь, что каждое твое слово только усиливает мою решимость? Как ты только что говорил, интрижки становятся монотонными. Есть какая-то новизна в похищении.

– Вы проиграете, – откровенно высказался Гросье.

– Наоборот, я выиграю.

– Я бы поставил свою жизнь на то, что вы проиграете.

– Если ты согласишься поставить десять тысяч франков, это будет ближе к делу. Пусть это будет ставкой, что я обязуюсь увезти юную пуританку в двадцать четыре часа.

– Сделано! – ответил комедиант.

– Вы – мои свидетели, господа, – сказал Лаблас, повернувшись к компании и записывая имена в блокнот, лежащий на доске из слоновой кости.

Все затихли, пока он писал, после чего молодой голос разорвал тишину:

– Я не буду участвовать в этом!

Это был юный офицер.

Он встал со своего стула и теперь стоял прямо напротив Лабласа.

Среди актеров прошел шепот, после того как их мишень и игрушка поднялась и решилась восстать против главнейшего из них. Они хотели было спасти его. Каше ухватил его за рукав и почти усадил на стул.

– Садитесь! – шептал он. – Садитесь же! Он лучший дуэлянт во Франции!

– Вы уверены в том, что говорите? – почти шепотом произнес Лаблас.

– Да, месье. Если вы планируете что-либо сделать с этой девушкой, то сначала вам придется что-нибудь сделать со мной! – повысил голос лейтенант, вырывая рукав из рук Каше.

– Где и когда вам угодно будет встретиться, месье? – холодно прозвучал ответ интригана.

– Завтра, в два пополудни, в Булонском лесу. Любимое место встреч парижан. Оно вам известно?

– Конечно, и лучше, чем вам. Моим секундантом будет Каше. Кто будет вашим?

– Я пришлю записку завтра, месье, – ответил юный офицер. В этот момент казалось, что весь хмель вылетел из его головы, он стоял будто под обстрелом, немного согнув спину и расправив плечи, буравя взором невозмутимо холодного Лабласа.

– Будьте уж так добры, месье.

– Прошу разрешить откланяться! – громко и четко проговорил офицер, поклонился и под взглядами гостей отправился к выходу. Лаблас даже не удостоил его взглядом, не говоря уж о рукопожатии или кивке.

Довольно скоро и остальные гости, кроме Турвилля и Гросье, покинули дом вслед за неудавшимся игроком и завтрашним дуэлянтом.

– Приступим к подготовке наших действий, господа! – сказал Лаблас в тот момент, когда дверь захлопнулась за последним не участвующим в предстоящем событии гостем.

– Мне кое-что удалось узнать о нашей цели, частью за счет наблюдений, а частью – подкупив слуг. Они рано отправляются спать, в доме кроме Розы на ночь остаются только брат и старая хозяйка. На окнах нет ставней – только жалюзи.

– И каков наш план?

– Все очень просто. Как вы все знаете, эта улица очень тихая. Мы возьмем мою закрытую карету, один из нас будет править лошадьми. Затем, как вы знаете, для подобных случаев у меня есть разборная лестница из трех частей. Ее мы и возьмем с собой. Выйдя из кареты, мы соберем лестницу, поднимемся на нее, откроем окно, заткнем девушке рот кляпом, пока она спит, спустим ее вниз – и все. Если она проснется и сумеет закричать, можно быть уверенным, что мы втроем победим ее брата. У них не будет никакой информации о том, кто мы, или куда мы отправились. Это будет выдающийся триумф.

– Так и будет, – прозвучал ответ, и трое мужчин рассмеялись.

– Маленькая жеманница! Скоро она станет более сговорчивой, я гарантирую. Ладно, мне надо выспаться перед завтрашней встречей, так что я прилягу на несколько часов. Надеюсь увидеть вас на улице Бертранда в два часа ночи воскресенья. Они отправляются спать в одиннадцать. Доброй ночи. – И, выбросив свою почти догоревшую сигару в огонь камина, распутный актер медленно вышел из комнаты, оставив своих партнеров дискутировать на тему дьявольского плана, в котором им предстояло принять участие.

Удивительно, как прекрасно англичане приспосабливаются к обычаям страны, в которой они живут, особенно в тех случаях, когда обычаи совпадают с их собственными предпочтениями.

Дома я усердный христианин, но в наступившее парижское утро слабый внутренний голос совести совсем затих, и я отправился сразу на улицу Бертранда увидеть моего нового друга, Генри Латура, надеясь на то, что он пожалеет меня в моем одиночестве и согласится поболтаться со мной по улицам Парижа.