Взгляды начали подниматься, я проследил за ними, это на балкон вышла Аскланделла, прекрасная и величественная в красном платье и с башней иссиня-черных волос.

– Я король, – произнес я, стараясь, чтобы голос звучал веско и гранитно весомо. – Король, создавший государство Улагорнию, в которое мы все скоро вернемся. И потому, осознавая всю тяжесть, резко рухнувшую мне на плечи, и во избежание даже намека на создание различных союзов насчет раздела власти… объявляю себя монархом.

Большинство не сводят с меня взглядов, внутренне готовы, другие начали переглядываться, но шушукаться не смеют.

Я продолжал злым и напористым голосом:

– Вся полнота власти принадлежит отныне только мне, а затем моим потомкам. Любые попытки избрать или даже выдвинуть другую кандидатуру на трон будут считаться государственной изменой и караться четвертованием на городской площади. Начинается эпоха абсолютизма!

На лицах моих лордов восторг и полное одобрение, зато некоторые лорды из сакрантцев заметно помрачнели.

Принц Сандорин сказал с готовностью:

– Ваше Величество, позвольте подготовить манифест?

Я кивнул.

– Да… но пусть зачитают на площади вкратце и только в столице. Народу наши заморочки все равно, а лорды по всему королевству и так узнают. Это, собственно, и так адресуется только им.

Граф Гогенбергский спросил осторожно:

– Ваше Величество, а как насчет… Верховного Королевского Совета?

– Все в прежнем виде, – пояснил я. – Я монарх, но не собираюсь устанавливать совсем уж абсолютную монархию. Хотя конституционная или парламентская тоже не по моему ндраву.

– Ваше Величество?

– Характер не позволяет, – признал я. – Да и вообще, парламентская – это путь к мятежу. Нам только кромвелей не хватает в такое переломительное время переломов.

– Значит?..

– Большой Совет, – сказал я, – как и Малый, а также Тайный, остаются. Как я могу без дружеского совета?.. Но решения принимаю я и только я. Единолично. И пусть даже не мечтают некоторые мечтатели. Мечты должны быть реальными от и до. Если все будут стремиться за горизонты… любое королевство рухнет. Бунтарей, если понадобится, будем выращивать сами и в строго ограниченном количестве. Я скажу по сколько на королевство.

Сандорин спросил почтительно:

– В зависимости от размеров?

– От количества населения, – отрубил я. – И других факторов, которые я обозначу или назначу позже. А мы отныне – вперед в демократическое общество просвещенного абсолютизма, а также равенства, братства, счастья… ну, всего, чего мягко добивается церковь! Однако, как говорят все мудрецы, нельзя перепрыгнуть от феодальной раздробленности к развитой демократии! Ни в один прыжок, ни в два. Нужно обязательно пройти долгий и счастливый период абсолютной монархии и неограниченного самодержавия. Обязательно.

Епископ Геллерий поклонился.

– Ваше Величество, зная вас…

Я ответил твердо:

– Это не мой каприз! Меня ведет исторический процесс. Я лишь смиреннейше следую его велению.

Я услышал, как принц Сандорин сказал Максу тихо:

– Как думаешь, если он велит рекам течь в обратную сторону…

Тот подумал очень серьезно, шепнул:

– Не должны бы, однако ты же знаешь нашего короля?