Скорее-скорее-скорее…

Самолет снизился уже до двадцати метров. Пятнадцать. Шасси… Черт с ним, с шасси, садимся на брюхо. Внимание.

Машины… Самолет зацепил некстати подвернувшуюся фуру. Крыло отлетело, корпус самолета швырнуло в сторону, на деревья лесопосадки. Удар! Пилот успел закричать и вскинуть руки, чтобы защитить лицо. Ствол дерева пропорол кабину, разорвал тело пилота почти пополам. Самолет перевернулся, ударился носом о землю, встал вертикально, поддерживаемый деревьями, потом медленно завалился набок.

Двигатели не загорелись. Люди, видевшие катастрофу, бросились от дороги к самолету. Попытались вскрыть дверь. Кто-то притащил топор, монтировку. Через полчаса люди стали умирать.

Первый замер, схватившись руками за горло, попытался закричать, но изо рта потекла кровавая пена. Люди падали один за другим, словно что-то невидимое потянулось от разбитого самолета к дороге.

Люди падали-падали-падали-падали… Кто-то, кого смерть, кажется, не коснулась, побежал. Водитель бросился к «Газели», попытался развернуться, но дорога была забита. Он повернул машину на проселок, потом на поле, чудом проскочил сквозь березовую рощицу, вломился в лес. «Газель» застряла между стволами молодых деревьев. Водитель выпрыгнул и побежал в лес, все глубже и глубже, не обратив внимание на табличку с предупреждением, что территория принадлежит министерству обороны и вход на нее посторонним воспрещен.

Водитель бежал и бежал. Падал и снова вставал. Он убегал от смерти, надеялся, что получится спрятаться, укрыться в лесу.

Он бежал и бежал, когда прозвучала команда «Стой!». Он не остановился, даже когда прозвучала команда: «Стой, стрелять буду!» Он просто не слышал ничего, кроме своего тяжелого дыхания и грохота сердца где-то в горле.

Он и выстрела не услышал. Пуля ударила в грудь и пробила сердце. Сержант-контрактник умел стрелять. И получил приказ стрелять на поражение.

– Чего он бежал? – спросил сержанта солдат, подходя к трупу.

– А черт его знает, – пожал плечами сержант. – За смертью, наверное.

«Наверное», – хотел подтвердить солдат, но не смог – горло свело судорогой, автомат выпал из ослабевших рук. Сержант бросился к нему на помощь, но не смог сделать и двух шагов. Они не бежали за смертью – смерть сама пришла к ним.

И ко всей спецколонне, стоявшей на лесной дороге перед воротами Узла-3.

В эту ночь Янычар так и не уснул. Вначале действительно хотел вытащить на балкон кресло и подремать в нем. Однако начался дождь, не очень сильный, но частый и холодный, с боковым ветром, заносящим капли на балкон.

Янычар постелил себе постель на диване в гостиной и даже начал раздеваться, но, прислушавшись к своим ощущениям, понял – спать все равно не будет. Он и перед операциями тоже не мог уснуть. Нет, не нервы или паника, неоднократно проверял: пульс и давление в норме. Он просто не хотел спать.

Мозг отказывался от бездействия, продолжал прикидывать варианты, анализировать вводные, искать-искать-искать потенциальные угрозы и возможные прорехи в планировании.

Так и сейчас – хотя что тут планировать, когда все предельно понятно. Возможные угрозы? Вдруг рванет газовая колонка в доме. Кто-то откроет газ, а спичку не поднесет, не успеет… Так, стоп, в доме нет газа, тут все электрифицировано. Ладно, кто-то уронит фен в ванну, замыкание – пожар… Нужно будет все бросать и уходить? Возможно. Но этого наверняка предусмотреть нельзя. И предотвратить нельзя. Никак нельзя, поэтому – отложить на дальнюю полочку, вместе с землетрясениями, наводнениями и падением метеоритов. По мере поступления вводных и неприятностей будем их решать.

Он почти не знает противника – вот что плохо. Это беспокоило Янычара, заставляло время от времени вставать с дивана и ходить по комнате, заложив руки за спину.

Потом не выдержал и вернулся в кабинет, к компьютеру.

Интернет пока работал, несмотря на то, что Америка вроде как вырублена вирусом полностью. Или ее выкосило не всплошную, или серверы имеют резерв автономии. Янычар вошел в Сеть и три часа методически искал и скачивал материалы об эпидемии. Тексты и видео. Время от времени выходил на балкон подышать свежим влажным воздухом и глянуть – горят ли звезды над Кремлем. Ясное дело, что сейчас никто не станет их выключать, не хватало еще вызвать панику, но каждый раз, пройдя по балкону, Янычар испытывал легкое удивление – светятся. Светятся, и все тут.

Еще несколько раз он видел, как от Кремля летели вертолеты – эвакуация продолжается. Рискуют, подумал Янычар. Никто ведь толком не знает, как вирус распространяется и какой у него инкубационный период. Нужно было бы запереться в убежищах и перекрыть всякое сообщение с внешним миром.

Ну и вряд ли Президента и его ближайшее окружение станут эвакуировать по воздуху – лишний риск. Зачем-то существует система подземных коммуникаций. Метро-два и даже Метро-три. А на вертолетах – шестерок перевозят, и не в основные убежища, а в точки на периферии.

Из дома продолжали уезжать – без стрельбы, без скандалов, по-тихому, чтобы не привлечь внимания. На плачущих детей шикали, пытались уговорить, но дети все равно плакали.

Дети чувствуют, подумал Янычар. Как животные чувствуют приближение опасности. Или смерти. А Янычар… Янычар не чувствовал ничего, кроме легкого интереса. Ему всегда было приятно просчитать противника. Собрать данные, пошаманить над ними и выдать новый, оригинальный вариант операции, посрамить аналитиков.

Сейчас он быстро просматривал ролики, перематывал назад, замедлял, снова просматривал, останавливал кадры, рассматривая картинки внимательно, фиксируя детали. Значит, его первоначальные прикидки оказались правильными – заражение происходит не мгновенно. Нет, возможен вариант, что вирус действует молниеносно, сразу накрывая толпу, на одних сразу, на других не действуя вообще. Но это вряд ли. Скорее всего, есть какой-то минимум. Не очень большой, но и не секундный интервал. Десять минут? Пятнадцать? С точки зрения боевого применения мгновенно действующий вирус – не очень эффективен. А вот если он какое-то время не ощущается, если его начальное действие не проявляется никак, то противодействовать ему начнут с запозданием.