Мы с Дэвидом идем к нему домой. У него в холодильнике отыскивается местное пиво, и он разрешает мне самой выбрать музыку. «Красивый дом», – говорю я. Он его снимает? Нет. Это его собственность. Он переехал сюда навсегда, чтобы открыть свое дело. Его девушка к нему не присоединилась. Он завел собаку.

Пса зовут Фриц, и он не отводит от меня глаз с того момента, как я вошла. Я чешу ему пузо и уши.

– Ты определенно чувственная женщина, – замечает Дэвид.

– Почему ты так думаешь?

– По тому, каким образом ты касаешься его ушей. – Фриц внезапно облизывает мое лицо. – Не делай этого, Фриц, я ее еще даже не поцеловал!

Я нечасто в кого-то влюбляюсь, и ощущение перста судьбы для меня – словно насмешка. Он забавный. Умный. Заправляет собственным бизнесом. И, конечно, не вполне свободен. Его партнерша, которая нынче здесь, завтра там, живущая так же далеко отсюда, как и мое сокровище, приедет после того, как уеду я. Он говорит, что уверен в том, что они в этот раз расстанутся, но, по крайней мере, он со мной честен. Чувствует себя виноватым и откровенно признается в ее существовании. Это горько-сладкий флирт. Где-то в параллельной вселенной мы, вероятно, раскручиваем обжигающе-страстный роман без малейшего укола вины. Но в этой – мы оба евреи.

– Чем ты хочешь заняться? – спрашиваю я.

– Ты знаешь чем.

– Не знаю. Ты меня еще даже не поцеловал.

– Я хотел бы повалить тебя на пол и провести следующие три часа, занимаясь любовью.

Что такого есть в отношениях, что делает общие мучения столь похожими на близость? Я думаю, презирая себя за это, о том, что создает из экипажа яхты классную команду: хорошее плавание в прекрасных условиях, плохое – при ветре против течения и, что довольно просто, время, проведенное на воде. Мили воды под килем делают полуразвалившийся катерок более привлекательным, чем только что распакованный тримаран с койками на шестерых.

Я смотрю на Дэвида и решаю, что он думает нечто похожее (хотя, возможно, пользуется менее неуклюжими аналогиями, чем моя с судном). И что мы оба взвешиваем вложение времени и усилий в новое судно и то, насколько полно оснащенными кажутся спецификации новой модели.

– Правда? – спрашиваю я.

– Правда, – отвечает он.

Дыхание у меня тяжелое и прерывистое.

Перед расставанием я делаю шаг к нему – движение, которое в иных обстоятельствах стало бы сигналом к крепкому романтическому объятию. В данном же случае ни один из нас не может заставить себя переступить черту. Я чувствую его запах, тепло его кожи. Но мы даже не целуемся. Я не сплю всю ночь, гадая, чем занимается Этот Парень, и думая, какая я идиотка.

Я выясняю, почему мой бойфренд incommunicado [152] . Все это есть в онлайновом фотоальбоме, не так ли? Презренная неосмотрительность!

Он действительно поехал домой навестить семью. Навестить семью – и взять с собой свою бывшую подружку Джо, которая сгорает от страсти по нему с тех самых пор, как они расстались. Вот это удар! Я и сама не ангел: одни только встречи и влюбленность в другого чего стоят, но все же…

– Значит, ты прочла ее имейл и видела фото, – подытоживает Л. – Ну, и что она собой представляет?

– Как вспомню – так вздрогну. Некрасивая и приземистая.

И странно уверенная, как и большинство толстых девиц, что черное с ног до головы стройнит. Но только не тогда, когда стоишь на светлом фоне, ага! А светлым фон оказывается почти всегда.

– Ты считаешь, он ее дрючит?

– Нет, – говорю я. – Дело в основном во вранье. Если она – просто друг, то, конечно, он может проводить время с просто другом. Я провожу кучу времени с другими мужчинами. Не понимаю, почему ему кажется, что он должен это скрывать, я же не прячу от него своих друзей-мужчин.

Л. вышла из примерочной в розовом бикини.

– Я знаю, знаю, он не монтируется с моими волосами. Но представь, если бы я была блондинкой?.. Меня это так подкупает!

– Потрясающая логика. У тебя надо конфисковать все денежные средства при въезде в страну.

Держаться наравне с Л. и мне недешево обходится, правда, ничего экстравагантного: бесконечная цепь напитков, шопинга и так далее. Но не могу утверждать, что мне это не нравится.

Л. удалилась за дверку из искусственного бамбука, чтобы переодеться в уличную одежду.