Шрифт:
– Да. Уж чего-чего, а страданий у нас – хоть жопой ешь… – Комар с улыбкой вводил дозу в вену Илоны.
– Ой… – Она закрыла глаза. Согнула руку в локте. Закашляла.
Вика протянула Комару исколотую руку:
– Тут есть еще местечко.
– Только в лоб не дыши.
– Прости, Ком.
Илона потянулась:
– Класс!
Она поцеловала Лапина. Он неуклюже обнял ее.
– Ком, только не спеши. – Вика смотрела на иглу.
– У меня зрачки широкие? – Илона склонилась над Лапиным.
– Да, – серьезно ответил он.
– Красивые? Какой цвет?
– Что-то… такое… знаешь… – в упор и внимательно смотрел потеющий Лапин, – это вот что… это есть такие шары… знаешь, китайские шары равновесия… их надо перекатывать в одной руке, они из разных драгоценных камней делаются, типа яшмы там, и когда такой шар… шар цинь или цань, кажется, цинь… вот… и один шар там лежит, то из него течет такая энергия, биоэнергия, и там еще электрические накопления, все это вместе… и еще энергия камня, мы же очень мало знаем про энергию камней, камни охуительно древние… но когда-то они были мягкими, как губка, а потом уже под действием времени окаменели и стали настоящими камнями, а в них накоплена такая невъебенная информация, что это как суперкартридж такой… там записано до хуй… то есть до хуя всего, про все… разные события, разные люди, все, что происходило, все есть в камнях… и компьютеров не надо, только умей пользоваться камнем, найди к нему подход… нормальный компетентный подход… и тогда все будет пиздец, человек станет властелином мира.
– У тебя верхняя губа классная. – Илона счастливо коснулась пальцем его губы.
Песок
12.09.
Склад торговой фирмы «Каргос». Новоясеневский проспект, д. 2
Большой полукруглый ангар, множество ящиков и упаковок с продуктами питания. На четырех упаковках с овощными консервами лежал метровый лист толстой фанеры. Вокруг листа на ящиках сидели и курили:
Володя Солома – 32 года, среднего роста, плотного телосложения, брюнет, хмурое, малоподвижное лицо с маленьким сломанным носом, короткая дубленка.
Дато – 52 года, пухлый, маленький, лысый, с круглым, всегда усмехающимся лицом, белый плащ нараспашку, белый свитер тонкой вязки, шелковая бежевая рубашка с высоким воротом, брюки белой кожи, золотые часы «Tissot», золотой браслет, золотой перстень с рубином.
Хмелев – 42 года, среднего роста, худощавый, шатен, лицо худое, узкое, спокойно-озабоченное, серо-стальная куртка, синяя тройка, белая рубашка, голубовато-красный галстук.
Зазвонил мобильный Хмелева.
– Да. – Он приложил его к уху.
– Подъехали, – сообщил голос.
– Сколько?
– Шесть… семь человек на двух машинах.
– Значит, пропусти только Слепого и пару быков.
– Понял.
Дато кинул окурок на бетонный пол. Наступил лакированным черным ботинком:
– Они вдвоем не дотащат.
– Это их проблема, – пробормотал Хмелев.
– Чего, по-нормальному? – шмыгнул носом и встал Солома.
– По-нормальному, Вова, – шлепнул себя по пухлым коленям Дато.
Дверь отворилась. В ангар вошел Гасан Слепой: 43 года, маленький, щуплый, смуглый, лысоватый, горбоносый, в черном кожаном пальто. Вслед за ним с трудом вошли двое крепышей с увесистым металлическим кофром.
Дато встал. Шагнул навстречу Гасану. Они обнялись. Дважды коснулись щеками:
– Здравствуй, Дато.
– Здравствуй, дорогой.
Двое опустили кофр на пол.
– Ставьте сюда. – Дато показал маленькой пухлой рукой на фанеру.
Двое подняли кофр. Поднесли. Поставили. Фанера треснула. Но выдержала.
– Садись, дорогой, – кивнул Дато.
Солома придвинул к ногам Слепого ящик с макаронами.
– Дато, пусть все уйдут. – Слепой расстегнул пальто.
– Почему, дорогой?
– Есть базар.
– Это мои люди, Гасан. Ты же знаешь их.
– Я знаю их, Дато. Но пусть они уйдут.
Дато переглянулся с Хмелевым. Тот кивнул.
– Хорошо, дорогой. Сделаем, как ты хочешь. Идите, подышите.
Хмелев, Солома и те двое вышли. Гасан опустился на ящик. Устало потер щеки. Дато стоял молча.
– Я передумал, Дато, – проговорил Гасан.
– Не понял. Что ты передумал?
– Я не продаю.
– Почему?
Гасан сцепил замком руки. Тронул большими пальцами кончик острого горбатого носа:
– Так… не продаю. И все.
Дато усмехнулся сильнее обычного:
– Я не понимаю тебя, Гасан. Почему ты не продаешь? Цена не устраивает? Ты хочешь больше?
– Нет. Цена старая. Она меня всегда устраивала.
– Так в чем же дело?
– Ни в чем. Просто – не хочу.