Подошла Тереза — с перекошенным от злости лицом.

— Вы о чем треплетесь?

— Ни о чем, — буркнула Гарриет. — Скажи ему: пусть заткнется.

— Молчать, — велела Томасу Тереза.

Томас саркастично фыркнул.

— А если не замолчу — тогда что? Прикончишь меня?

Не отвечая, Тереза невыразительно посмотрела на него.

— Откуда такая ненависть? — спросил Томас. — Что я тебе сделал?

Соня и Гарриет разом обернулись, глядя поочередно на Терезу и на Томаса.

— Сам знаешь, — ответила наконец Тереза. — И девочки знают, я им рассказала. Будь дело только в тебе, я не опустилась бы так низко, чтобы убивать. Мы выполним приказ, иначе нельзя. Прости. Жизнь — коварная штука. — В глазах ее как будто что-то мелькнуло. На что она намекает?

— В каком смысле — не опустилась бы так низко? Мне и в голову бы не пришло убивать друга, спасая свою шкуру. Ни за что.

— И мне. Потому и рада, что мы не друзья. — Она отвернулась.

— Нет, что я сделал-то? — быстро спросил Томас. — Прости, амнезия замучила… сама понимаешь, у нас она часто случается.

Тереза окинула его пылающим взглядом.

— Не зли меня. Не смей прикидываться, будто ничего не случилось. Молчи, или твою симпатичную мордашку украсит еще один синяк.

Она зашагала прочь, а Томас поерзал, устраиваясь поудобнее. Наконец он откинул голову, прислонившись затылком к мертвому дереву. В паршивую ситуацию он вляпался, однако надо обязательно выяснить, в чем дело. Иначе не выжить.

Томас заснул.

Несколько часов он ерзал, то и дело просыпался, чтобы сменить положение и устроиться на твердом камне, потом пришла дремота, а за ней сон.

Томасу пятнадцать. Как он угадал возраст, не знает и сам. Сработал некий механизм в памяти. Но память ли это?

Томас и Тереза стоят перед массивной стеной из экранов, на каждом — изображение из разных точек Глэйда и Лабиринта. Кое-где картинка движется, и ясно почему: это передача с камеры жука-стукача, который через определенное время меняет позицию. И тогда кажется, будто Томас смотрит на мир глазами крысы.

— Не может быть, — говорит Тереза, — все мертвы.

Томас теряется, не знает, что происходит. Он перенесся в тело мальчика, который вроде бы и есть он. Однако он не понимает, о чем говорит Тереза. Впрочем, говорит она отнюдь не о глэйдерах. Томас видит на экранах: Минхо и Ньют идут в сторону леса; Галли сидит на лавке; Алби орет на незнакомого Томасу парня.

— Мы знали, что так и будет, — отвечает Томас. Зачем?

— И все равно тяжело. — Они не смотрят друг на друга. Взгляды их устремлены на экраны. — Наш черед. И людей в бараках.

— Это хорошо, — говорит Томас.

— Мне их почти так же жаль, как и глэйдеров. Почти.

Пока Томас обдумывает ее слова, его помолодевшее воплощение откашливается.

— Думаешь, мы достаточно подготовились? Думаешь, победим, даже если истинные Создатели мертвы?

— Должны победить, Том. — Тереза берет его за руку. Он смотрит на подругу и не может прочесть выражения у нее на лице. — Все готово. У нас год, чтобы обучить замену и самим подготовиться.

— Неправильно. Как можно просить их…

Закатив глаза, Тереза до боли стискивает его руку.

— Хватит. Они знают, на что идут.

— Да. — Откуда-то Томасу известно, что эта его версия из сна ничего не чувствует и слова ничего не значат. — Сейчас главное — образцы реакций, территория обреченных. Остальное — не важно.

Тереза кивает.

— Не важно, сколько человек пострадает. Если Переменные не сработают, всех ждет один конец.

— Реакции, — говорит Томас.

Тереза вновь стискивает ему руку.

— Реакции.

Когда Томас пробудился, солнце уже тонуло за горизонтом в тускло-серых сумерках. Гарриет и Соня сидели напротив и как-то странно смотрели на него.

— Добрый вечер, — с наигранной бодростью поздоровался он: тревожный сон был еще свеж в памяти. — Чем могу служить, дамы?

— Расскажи все, что знаешь, — быстро потребовала Гарриет.