Шрифт:
– Предложил бежать? Боже мой! – мистер Ридер был ошарашен. – А он женат?
– Нет-нет… Он не женат, – коротко ответила девушка. – Несчастный. Мне его даже жалко. Боюсь, что такая потеря для него – огромный удар… Кто мог подумать, что мистер Биллингем окажется…
– Кто в самом деле? – Ридер скорбно вздохнул, снял пенсне и принялся протирать его. Мисс Белмэн даже на секунду показалось, что у него на глаза навернулись слезы. – Что ж, я войду. Эта дверь?
Сидней резко поднял голову и посмотрел на непрошеного гостя. До этого он почти час просидел, обхватив голову руками.
– В чем дело?.. Что вам нужно? – бессильно пробормотал он. – Я не хочу ни с кем разговаривать… Канцелярия государственного прокурора? – удивился он. – Что толку обвинять его, если денег все равно не вернуть…
Мистер Ридер подождал, пока Сидней немного успокоится, после чего начал задавать вопросы по существу.
– Да я почти ничего не знаю, – убитым голосом произнес молодой человек, скорбно сложив брови. – Я всего лишь номинальный глава. Биллингем приносил мне чеки на подпись, и я подписывал их. Я никогда не указывал ему, что делать, он сам принимал все решения. Я ничего не знаю. Он говорил… действительно говорил, что дела у нас идут плохо… Что от нас требуют полмиллиона или около того к следующей неделе… О Боже!.. А потом он сбежал со всей нашей наличностью.
Сидней Телфер, как ребенок, уткнулся лицом в локоть и всхлипнул. Мистер Ридер деликатно помолчал и с самым мягким выражением, на какое был способен, задал следующий вопрос.
– Нет, меня тут не было, – ответил юноша. – Я на выходные уезжал в Брайтон. Полиция вытащила меня из постели в четыре утра… Мы разорены. Теперь мне придется продать автомобиль, уйти из клуба… Все банкроты уходят из своих клубов…
Добиться еще каких-нибудь сведений от убитого горем юноши оказалось решительно невозможно, и мистер Ридер вынужден был вернуться к своему начальнику с докладом, который не добавил почти ничего нового к тому, что и так было известно. Если вначале о преступлении мистера Биллингема в прессе упомянули лишь парой строк, то через неделю о нем трубили почти все газеты, и причиной тому было его бесследное исчезновение.
В богатом словаре мистера Дж. Г. Ридера не было слова «выходной». Даже для канцелярии государственного прокурора, бывает, наступают времена, когда младшие сотрудники и помощники руководителей сидят без работы, и даже сам директор может позволить себе отправиться в отпуск, оставив вверенное ему ведомство на попечение кого-нибудь из подчиненных. Но мистеру Дж. Г. Ридеру сама мысль о бесцельной трате времени была невыносима, поэтому он завел привычку скрашивать периоды вынужденного безделья посещением судов. Там он усаживался где-нибудь между скамьей подсудимых и рядами для прессы и с упоением прислушивался к делам, способным ввергнуть в глубочайшую тоску даже судебного протоколиста.
Джон Смит, задержанный за нахождение в пьяном виде в общественном месте и использование нецензурной брани в адрес полицейского офицера Томаса Брауна; Мэри Джейн Хэггитт, обвиняемая в препятствовании исполнению служебного долга полиции; Генри Робинсон, привлеченный к суду как подозрительная личность – имел при себе воровские инструменты: слесарное зубило и отвертку; Артур Мозес, обвиненный в езде на автомобиле на слишком большой скорости и создании опасной ситуации на дороге, – все они были захватывающе интересными, романтическими, даже сказочными персонажами для сухощавого мужчины, который сидел в зале суда с изумленным выражением на печальном лице, положив рядом с собой шляпу с плоской тульей и держась за поставленный между колен зонтик.
Одним сырым и туманным утром мистер Ридер, решив на время отвлечься от дел, для отдыха выбрал Марилебонский полицейский суд. С большим вниманием он выслушал дела о ссоре двух пьяных, о краже в магазине и о растрате, когда в зал ввели миссис Джексон, а свидетельское место занял румянощекий полицейский, который, поклявшись на Библии говорить правду и ничего кроме правды, поведал удивительную историю.
– Констебль Ферримен, номер 9717, дивизион Л., – протокольно представился он. – Сегодня утром я дежурил на Эджвер-роуд. В половине третьего утра заметил на улице задержанную. Она несла большой саквояж. Только она меня увидела – развернулась и давай ходу в обратную сторону. Это показалось мне подозрительным, поэтому я пошел за ней, догнал и стал спрашивать, чей это чемодан она несет. Она ответила, что чемодан этот ее собственный и что она спешит на поезд. Когда я спросил, что в нем, она сказала – ее одежда. Но чемодан-то дорогой, из крокодиловой кожи, поэтому я попросил открыть его, но она ни в какую, да еще имя и адрес отказалась называть, ну я и свел ее в участок.
После него свидетельскую трибуну занял полицейский сержант.
– Когда задержанную привели в участок, я в ее присутствии открыл чемодан. В нем оказались осколки камней, в большом количестве…
– Осколки камней? – недоверчиво переспросил судья. – Вы имеете в виду небольшие куски камней?.. А какой именно камень?
– Мрамор, ваша честь. Она сказала, что хочет сделать дорожку у себя в саду и для этого взяла эти камни со двора каменщика, который делает надгробные плиты. На Юстон-роуд его мастерская. Она чистосердечно призналась, что взломала калитку к нему во двор и, не спросив разрешения у каменщика, наполнила чемодан.
Судья откинулся на спинку своего кресла и, насупив брови, внимательно прочитал обвинительный акт.
– Здесь не указан ее адрес, – сказал он.
– Она назвала адрес, но он оказался ложным, ваша честь… Она отказывается сообщать о себе что-либо еще.
Мистер Дж. Г. Ридер развернулся на своем месте и в крайнем удивлении стал рассматривать задержанную. Это была высокая и широкая в плечах особа крепкого сложения. Рука, покоившаяся на решетке вокруг скамьи подсудимых, была в два раза больше любой женской руки, которую ему когда-либо приходилось видеть. Крупные черты лица… Но, хотя в ее внешности было что-то, можно даже сказать, отталкивающее, великанша была по-своему красива. Глубоко посаженные карие глаза, большой гордый нос, четкая линия губ, двойной подбородок – ее профиль вряд ли мог показаться привлекательным ценителю женской красоты, но мистер Дж. Г. Ридер, будучи человеком справедливым, не мог не признать, что подобный лик приковывал к себе взгляд. Когда она заговорила, выяснилось, что голос у нее зычный, по-мужски густой и властный.