Шрифт:
– Ого. Бывает и так?
– Да чего только у нас не бывает. Но не так часто, как можно подумать. Очень важно вспомнить о своих сокровенных мечтах в тот момент, когда город влюблен именно в вас и не отвлекается на других гостей. А отвлекается он, будем честны, постоянно; впрочем, некоторые его влюбленности затягиваются на долгие годы, никогда заранее не знаешь, кому так повезет. Мы с напарником даже ставки иногда делаем, и чем дальше, тем яснее я понимаю, что предсказать, осмысленно опираясь на какие-то факты, совершенно невозможно, только случайно угадать.
– Потрясающе, – вздохнул он. – Но какое отношение?..
– Какое отношение это имеет к вам? Да самое непосредственное. В тот момент, когда город был самозабвенно влюблен в двух юных девиц с разноцветными волосами, они остановились перед заброшенным домом на улице Швенто Казимеро и принялись рассуждать, что он отлично подошел бы для вас. В смысле для прекрасного героя их любимых книг. Начали как бы в шутку, а потом, слово за слово, договорились до того, что вы, конечно же, действительно там живете. Устроили здесь специальную тайную резиденцию, чтобы иногда отдыхать от дел, которыми занимаетесь на Земле. Девочки, понимаете, всегда мечтали, чтобы вы были на самом деле, а книжки, – говорили они себе, – просто записаны с ваших слов. Ну и, как видите, все у них получилось. Вы теперь есть. И я думаю, это на самом деле отличная новость. Потому что гораздо лучше быть, чем не быть.
Кивнул, поражаясь собственному спокойствию:
– Да, с этой точки зрения, мне действительно повезло. Но правильно ли я понимаю, что Трийи, ну то есть, моего дома, по-прежнему нет нигде во Вселенной?
Таня молча развела руками – дескать, откуда бы взяться твоей Трийе, если ее просто выдумал писатель? И влюбленные читательницы жаждали не ее воплощения, а только твоего. В книжках было написано, что ты очень умный, вот и подумай сам.
Но вслух она сказала:
– Я просто не знаю. Такая информация за пределами моей профессиональной компетенции. А что я по этому поводу думаю – дело десятое. Мои представления о возможном и невозможном изменяются каждый день. Однажды вполне может выясниться, что вы появились тут не в качестве одинокого персонажа, а со всем прилагающимся к вам контекстом, включая Трийю, Ул-Урагой, Ямбелак, саблеликого Кромо, наставницу Хайю Омин, заоблачное дерево на могиле Юлари… Ну, в общем. Как-нибудь так. Именно это имел в виду мой напарник, предлагая просто дождаться момента, когда нынешняя жестокая правда о вас перестанет быть актуальной.
Вздохнул:
– Когда вы так лихо перечисляете имена моих земель и друзей, мне начинает казаться, что вы пришли за мной из дома и просто насмехаетесь сейчас, потому что я, к примеру, невольно обидел кого-то из ваших близких, а вы оказались мстительной натурой. Но насладившись своим торжеством, вы протяните руку, скажете: «Ладно, пошли», – и я заранее готов простить вам эту злую шутку… Можете не оправдываться, я помню, вы говорили, что читали книги обо мне, и это, конечно, объясняет вашу осведомленность.
Таня печально кивнула, подтверждая: «Так и есть». Вот бедняга. Для человека, наделенного даром сострадания, нет ничего хуже обязанности сообщать печальные новости. Трудно ей, наверное, на такой работе. Как ни крути, а полицейским слишком часто приходится иметь дело с чужой бедой.
Сказал преувеличенно бодро, чтобы внушить ей оптимизм:
– Ладно. По крайней мере, во всем этом есть один однозначно положительный момент. Если дела обстоят, как вы говорите, значит я не совершал никаких перемещений во сне. И памяти не терял, просто помнить мне было нечего. Книгу о том, как я попал в ваш город, как я понимаю, никто не писал.
И в ответ на ее вопросительный взгляд пояснил:
– Из этого следует, что я не утратил контроль над работой собственного сознания. И по-прежнему могу себе доверять. Это очень важно.
– Так и знала! – восхитилась Таня. – Так и знала, что вам не страшна никакая правда!
Невольно улыбнулся, тронутый ее энтузиазмом.
– Ну как – не страшна. На самом деле, очень даже страшна. Но противостоять страху – обычный человеческий удел; некоторые мудрецы говорят, эту задачу приходится решать и после смерти. Не знаю, пока не проверял.
Они помолчали. Таня отобрала у него опустевший картонный стакан, встала, отнесла в стоявшую поодаль урну. Вернулась, но не стала занимать свое место. Вместо этого присела на корточки рядом с ним. Заглянула в глаза, снизу вверх, как маленькая девочка, решившая поведать старшему брату свой самый главный секрет. Сказала:
– Думаю, уже сегодня вечером наши – ну, в смысле мои коллеги – отыщут вас, чтобы сделать вам предложение.
– Какое предложение?
– Ну как – какое? О работе, конечно. Сами видели, что у нас иногда творится. Как нарочно к вашему визиту такой ужас подгадали! А кстати, вполне может быть, и нарочно. Не удивлюсь. Я же говорю, больше всего на свете этот город любит нравиться. Все что угодно сделает, чтобы похитить еще одно сердце. Тем более, такое, как ваше. А понравиться вам, будем честны, совсем несложно. Достаточно показать, что нуждаешься в защите, и дело в шляпе. Ну вот он вам и показал.
Подумал: если и правда так, то этот город – великий хитрец. Хотя позволять Кхаррскому Прожорливому Демону Отчаяния свободно разгуливать по своим улицам – все-таки перебор. Будь я городом, ни за что бы такого не допустил.
– Не то чтобы я собираюсь вас уговаривать, – сказала Таня. – Вы и без моих уговоров, скорее всего, согласитесь. Потому что во-первых, мы действительно нуждаемся в вашей помощи, а во-вторых, служба в Особом Граничном отделе полиции города Вильнюса – это очень интересная жизнь. Примерно такая, к какой вы привыкли.