Вслед за драконами из-за полога выскочил молодой скотник, держа наготове ассегай – но, увидев нуара, тут же успокоился и отступил назад.

Ящеры, только что активно щелкавшие челюстями, вдруг замерли, будто окаменели, опустили головы к воде и растопырились, расставив шире ноги и крылья, – верный признак того, что оказались под властью бога. Прямо из воды на шею одного из них стал медленно заползать повелитель: коричневый, с черными продолговатыми пятнами, с глянцевыми круглыми глазами, полуприкрытыми подвижной матовой пленочкой; крупная чешуйчатая голова чуть приплюснута сверху и спереди и разделена вдоль надвое тонкой красной полоской. В длину, от головы до кончика хвоста, бог почти вчетверо превышал рост Шеньшуна, тело его имело толщину упитанного взрослого мужчины, а пах он горячим песком и свежей сосновой смолой, капнувшей на влажную прелую хвою. Из пасти то и дело выскальзывал черный раздвоенный язык, словно пробуя воздух на вкус.

Вот повелитель занял свое место, дважды обернувшись вокруг шеи ящера и вытянув остальное тело вдоль его спины, Шенынун мигом махнул на холку другого, и драконы, тут же начав разбег, сперва ринулись к воде, потом, с силой оттолкнувшись, уже в прыжке широко раскинули крылья и заскользили над самой рекой. Ящер нуара распахнул пасть, опустил нижнюю челюсть, вспарывая поверхность заводи, ловко выхватил из глубины зазевавшегося крокодильчика, проглотил и тяжелыми медленными взмахами начал набирать высоту. В лицо Шенынуна брызнули мелкие холодные капли, но не успел он возмутиться, как его крылатый зверь, вслед за драконом повелителя, взмыл ввысь, проскочил над самыми макушками сосен и повернул к лысой горе, на которой не росло ничего, кроме жухлой травы. Здесь ветер подбросил ящеров вверх на добрую сотню шагов, после чего они отвернули к черному пустырю, оставшемуся от прошлогоднего пала, закружились под перистыми облаками, растопырив кожистые перепонки в стороны, насколько хватало длины передних лап. Крылья были огромными, полета шагов от кончика до кончика, и без труда удерживали на себе даже сытых драконов вместе с тяжелыми наездниками [1] .

Круг за кругом драконы поднимались все выше, чуть ли не к самым облакам. На миг Шенынун уловил одобрительную мысль бога – тот был доволен, что новый страж, в отличие от многих других, не боится высоты, – и тут же крылатые ящеры один за другим повернули к сереющим у горизонта скалам.

Из-под небес гнездовье бога сделалось совершенно неприметным. Зеленая лиственная крыша затерялась среди окружающего леса, ведущие к нему тропы и дороги скрылись под кронами вековых деревьев, пляж возле дома оказался ничем не отличим от других, и только протяженная, чуть изогнутая, широкая речная заводь давала ориентир к родному дому.

Повелитель, мчась впереди, правил дракона к серым дымкам, поднимающимся между лесистыми холмами. Разгоняясь, он снизился почти до самых вершин, промелькнув над кострами со стремительностью брошенного камня.

Разумеется, Повелитель Драконов в любой миг и в любом месте мог узнать все, что происходило даже в самом дальнем уголке его угодий, и отдать приказ любому из бесчисленных слуг – однако он предпочитал видеть все лично, а не воспринимать издалека чужими глазами. Здесь, в трех днях пешего пути, по берегам мелкого ручейка, поселились одичавшие смертные. К удивлению бога, что ни год – несколько глупых двуногих сбегали от сытной, безопасной жизни под его властью в окружающие леса и пытались как-то уцелеть во враждебном мире. Большинство из них, разумеется, не переживало первой же зимы, многие – отощавшие, грязные и больные – уже осенью пытались пробраться обратно к своим гнездам, пугая бывших сотоварищей изможденным видом. Казалось бы – одно это должно было отбить у рабов желание соваться в леса. И тем не менее, что ни весна – находились очередные беглецы.

Повелитель Драконов не пытался вернуть одичавших рабов. Больше того, он приказал скармливать вернувшихся двуногих ящерам. Бог очень опасался, что слабые умом беглецы испортят ему породу смертных, и слуги начнут глупеть. К тому же, у обитателей здешней стоянки иногда обнаруживались забавные находки, которые Дракон потом использовал уже у себя в гнездовье. Так, именно дикари придумали кипятить воду раскаленными камнями или укрывать свою нежную гладкую кожу, с которой невозможно продираться через густые заросли, шкурами съеденных зверьков.

Проблема питания двуногих рукастых слуг, имеющих слабые зубы морского хищника и брюхо травоядного, была общей проблемой для всех богов. На растительной пище смертные быстро стирали зубы до пеньков, и вполне здоровые сильные экземпляры приходили в негодность. Кормить большие стада мясом выходило слишком хлопотно, отказываться же от умной и работящей породы тоже не хотелось. Кипячение еды в чанах оказалось великолепной находкой. Даже самые крепкие зерна, будучи запаренными на ночь, наутро быстро и легко поедались слугами – зубы при этом сохранялись, мяса расходовалось немного. Бог полагал, что теперь срок жизни рабов увеличится вдвое, и примерно на столько же можно будет увеличить их поголовье без трудностей с едой.

Что до шкур – нуары, которым было приказано опробовать штаны и куртки первыми, оказались настолько довольны, что теперь шили себе их сами, без напоминаний хозяина. А примеру стражей богов почти сразу последовали и простые смертные.

Повелитель промчался над стойбищем, развернулся, пронесся снова, потом в третий раз – но ничего интересного на сей раз не заметил, и его ящер начал набирать высоту. Теперь их путь лежал на север – туда, где в расселине между изломанными скалами спряталась влажная, бессточная низина, далеко вокруг распространявшая запах кислятины и гниения. Именно здесь, на Болотной тропе, пробитой от ближнего леса в низину, несколько дней назад бог впервые заметил Шенынуна и пожелал забрать юного нуара с собой.

Возле Серой топи Повелитель Драконов не стал даже снижаться – сделал лишь несколько кругов под самыми облаками, убедился, что по тропе исправно двигается вереница громадных большебрюхих жрунов и нагруженных влажными травяными кипами спинозубов, и резко накренил ящера, поворачивая на юг.

Несколько взмахов крыльями, две задержки в тихих местах с медленным подъемом кругами на подоблачную высоту – и вот они уже промчались над просекой, что тянулась от текущей с пологих гор речушки к знойной, но безводной луговине между песчаными холмами, ощетинившимися сосновым бором.