Враг моего врага почти автоматически считается если не другом, то союзником.

Вдобавок, если одушевляющийся Замок испытывает личную симпатию именно к Шульгину (этому были доказательства), то появление Антона в Сашкином телесном облике какую-то положительную роль сыграет. Вроде рекомендательного письма.

Да, дорожка была накатана. Не встретив ощутимого сопротивления астрала или охранных систем Замка, Антон в следующую секунду вместо кафеля, зеркал и блестящих водопроводных кранов увидел тщательно вытесанные каменные плиты под ногами, покрытый побегами плюща парапет крепостной стены, бесконечную даль слегка волнующегося океана впереди. Что-то он не рассчитал, попав сюда, а не в собственные покои, или — подсознательно захотел начать осмотр грандиозного сооружения извне? Получить своеобразную фору, собраться, постараться восстановить ментальный контакт до того, как захлопнется дверца мышеловки?

Если душа (или «дух») Замка захочет — из внутренних помещений по собственной воле не выйдешь. Может запереть в одной комнате, на этаже, в достаточно обширном секторе, изменить метрику пространства так, что будешь неделями и месяцами бродить по заданному маршруту, замкнутому или открытому в бесконечность.

С Антоном, пока он был «хозяином», такого не случалось, а Новикову и Шульгину довелось пережить несколько не самых приятных часов. Обошлось, слава богу.

Обойдя по периметру всю окружающую внутренние дворы и строения стену, полюбовавшись океаном, едва заметными голубоватыми горами на горизонте, Антон, как ни старался, не ощутил отклика на свои обращения и призывы. Тишина стояла вокруг, физическая и ментальная. Неужели теперь все это — только нагромождение старательно подогнанных друг к другу плит и блоков, «ничто посередине нигде»? Печально, если так.

Форзейль испытывал сейчас почти то же самое чувство, что потомок захиревшего аристократического рода, современный цивилизованный человек, приехавший на руины родового поместья лет через триста… Ходит, смотрит на выветренные башни и стены, пытается вызвать в себе отклик эйдетической памяти, услышать звуки труб герольдов, лязг мечей и доспехов, яростные крики бойцов, мелодичные голоса прекрасных дам, вручающих победителям шарфы и надушенные платочки… И — ничего. Было, ушло, и он тут совершенно ни при чем с его джинсами и красным кабриолетом в триста лошадиных сил.

Антон спустился по узкой каменной лестнице без перил в один из внутренних двориков, где роняли последние алые листья три раскидистых канадских клена, постоял, слушая шорохи, шуршание, посвист ветра между зубцами стен. Сам он не курил, но организм Шульгина требовал привычного ритуала. Не в биохимическом, гомеостат поддерживал нужный баланс, в психологическом смысле. Размять папиросу, понюхать, заломить мундштук, чиркнуть спичкой, глубоко затянуться, носом выпустить дым… Сразу ощущаешь себя другим человеком, будто мусульманин, доставший из кармана четки.

В коридорах, переходах, галереях Замка Антон ориентировался свободно. Не отвлекаясь на посторонние цели, пусть и хотелось, например, проверить, действуют ли до сих пор кабачки и бары, в которых любили проводить время его гости, он шел к своему кабинету. Если там увидит голые стены, паутину, мусор, что остается, когда люди поспешно съезжают с квартиры, тогда что ж — придется возвращаться к Сильвии в нахлебники. Но верить в подобное не хотелось, и он в уме тщательно воспроизводил ту картину, которую надеялся увидеть.

Толкнул высокую дверь, замер на пороге.

Его, наверное, ждали. Замок ждал. Кабинет ждал, приготовившись к встрече хозяина. Заставил лакеев и горничных все прибрать, выдраить. Серебряный кофейник, только что вскипевший, поставлен привычно, слева от руки. Бумаги как лежали, так и лежат. Паркеровская чернильная ручка — тоже. Садись, пиши. Было бы что.

— Спасибо, — вслух сказал Антон, прошел к столу, отодвинул кресло. — Ты меня принял, Замок?

В ответ — та же давящая тишина.

— Не слышишь? Хочешь, я снова уйду? Навсегда. Живи сам, как знаешь….

Он включил компьютер, который для него самого почти не имел значения. Людям он пригодился, Воронцов на нем пароход свой проектировал, Шульгин в тайны астрала проникал… Сам Антон добрую сотню лет умел обходиться помимо техники и ее имитаций. Он просто жил и работал, как научили. В любом случае достаточно было желаний и побуждений, редко-редко приходилось облекать команды в слова. Пусть! Если по-старому не получается, сделаем последнюю попытку: раз аппарат стоит, готовый к работе, для чего-то, наверное, он нужен.

Разве что Замок его не узнал в новом облике — телесная сущность и мозг (другой ведь, на самом деле) ему важнее, чем психические категории. Или — на ту, исконно ему принадлежащую матрицу, наложен запрет. Вычеркнут шеф-атташе из списков допуска, короче говоря: «Сдайте пропуск, гражданин, вы здесь больше не работаете».

Хрен с вами, зайдем с другого конца.

Антон начал работать с «компьютером», изо всех сил воображая себя просто человеком. Устройства этого типа, пусть и назывались привычным земным термином, на самом деле ничего общего с примитивным электронно-вычислительным сооружением не имели. Вернее, совпадали с ним по некоторым функциям. Как микроскоп с молотком или автомат «АКМ» с первобытным копьем: пристегнув штык, можно заколоть противника, однако, передернув затвор, получаешь более широкий спектр возможностей…