— Эй, ты чего там? — увидев девушку, запоздало крикнул Новиков.

— Было сказано — лучше убить, — обернулась она. — Я согласна. Такие на нас кидались и многих ранили. Убила, пока вы не передумали. Мужчины часто и немотивированно меняют свои решения. Нужно думать самой…

Голос у девушки был ровный, логика — убедительной, лицо — умным и красивым, но что-то в ней Андрею не нравилось. Наверное, в силу своего номера она была не доучена до уровня, подходящего к внедрению в человеческую жизнь. Другая бы предварительно спросила: «Дядя, так стрелять или нет?» Другая. Настя?

Новиков взял у нее из рук автомат. Ствольная накладка горячая, магазин пустой, но на поясе еще шесть.

— Молодец, «старший курсант». Твоя служба будет отмечена. Все правильно сделала. Подпоручик, — крикнул он рейнджеру, который был ближе всех, — иди сюда. Окажи девушке внимание. Чаек вы там, вижу, заварили…

— Чифирь, господин генерал, — с некоторым смущением ответил офицер.

— Вот и ей налейте. И сахара побольше. А тебе, Игорь, — порицание. Сначала о подчиненных думать надо, потом о себе…

— Простите, Андрей Дмитриевич, словно затмение нашло. — Ростокин на самом деле выглядел растерянным.

— Ладно. Не на тебя одного, но все равно… — Андрей не закончил фразу, потому что и сам не знал, как.

— Так что, Константин Васильевич, теперь пойдем? — спросил он. — Твой пациент готов разговаривать с родственниками убедительно?

— С учетом уже случившегося, — внезапно сказал Скуратов, — придется. А нет — мы поможем.

Андрей посмотрел на академика с уважением. Больше всего он не выносил интеллектуалов-либералов, в дело и не в дело любящих вспоминать о гуманизме и правах личности. Как будто изначально страдающих «стокгольмским синдромом».

Сейчас Виктор держал себя правильно. Как и полагалось другу Ростокина. Только, что немного странно, с Игорем он здесь общался меньше, чем, казалось бы, следовало.

— Пойдем. Я, ты, Урх и Антон. Остальные пусть держат внешний периметр, — с мрачноватой усмешкой сказал Удолин.

— Я тоже, — упрямо сказал Скуратов.

— Попозже. Сначала — рекогносцировка. Зачем нам сразу всеми научными силами рисковать?

Шульгин кивнул, поддерживая Новикова:

— Побудем здесь, Виктор. Наше от нас не уйдет. Пока разъяснишь мне кое-что.

— Ты, Саша, давай-ка лезь в машину и резко сбрось поле. Сначала до двух, а как мы по трапу полезем — совсем, — предложил ему Андрей. — Я при пяти и даже двух «же» за свои действия не отвечаю. Давно спортом не занимался.

— Иди, иди, сделаю как надо.

Внутри «медузы» было совсем темно.

— От большой силы тяжести освещение аварийное отключилось, — переводил Удолин слова Шатт-Урха. Они вдвоем шли впереди, Антон и Новиков с поднятыми пистолетами — тремя шагами сзади. — Сейчас исправим.

Андрею здесь сразу не понравилось. Мало, что темно, так еще пахло очень неприятно, и пол под ногами мягко пружинил, как живая ткань. Будто они, вроде пророка Ионы, очутились в чреве кита. Сейчас как брызнет со всех сторон желудочным соком, и пистолеты не помогут…

Через две показавшихся очень долгими минуты свет загорелся. Вернее, не «загорелся» в нашем понимании. По стенам, постепенно повышая яркость, начали вспыхивать в беспорядке разбросанные плафоны, на вид — не то древесные гнилушки, не то громадные, в кулак, светляки. Спектр был похожий, биолюминесцентный.

При свете ощущение, будто находишься внутри живого существа, только усилилось. Да так оно и было.

Все те же нестыковки — вполне технологическое оборудование дуггурской базы в пещерах, огнестрельные митральезы монстров, и одновременно — живые «звездолеты» (или «машины времени»).

По буро-синюшному тоннелю, похожему на пищевод или, хуже того, прямую кишку, Шатт-Урх повел их наверх, что-то поясняя Удолину.

Пилотская кабина располагалась в куполообразном вздутии под самой «крышей». По кругу расставлены ложементы, напоминающие полураскрытые раковины устриц. Здесь запах сырого мяса и гниющих растений стал почти невыносимым. При появлении людей из своих «гнезд» начали выбираться существа, похожие на тех, с какими пришлось сражаться профессору и Шульгину в пещерах. Мельче Урха и не такие человекообразные. Только их было не три, как говорил Шатт-Урх, а четыре.

Возможно, ложементы имели противоперегрузочные свойства, иначе трудно представить, как эти субтильные гуманоиды могли три часа выдерживать нагрузку, с трудом переносимую тренированными земными летчиками и космонавтами в течение нескольких секунд, в крайнем случае — минут.

Чтобы хоть немного перебить вонь, Новиков с Антоном закурили.

— Здесь допрашивать будешь или на свежий воздух выйдем? — спросил Андрей Удолина.

— Убедимся, что кроме этих больше никого нет, и выйдем.