И Радха Шетти опешила.

Следующая запись – уже с уличных камер около дома Джорджа Макконахью. Радха Шетти на арендованной машине (арендовала на имя Джеки Понс) подъезжает, выходит. Перед домом на миг замирает, потом сдирает с себя куртку, оставшись в одном только тонком черном платье выше колена. Платье строго по фигуре, видно, что оружия у нее нет.

Вошла.

Два приглушенных звука, похожих на выстрелы. Два.

Прошло около четырех минут.

Радха выходит, по-прежнему без куртки. На руках – сверток тряпья, в котором угадывается ее куртка. Садится в машину и уезжает.

Запись камер с параллельной улицы пятью часами позже, когда федералы уже уехали. Занимается рассвет. По тротуару медленно идет женщина, изредка поднося к губам плашку размером с палец. Судя по выражению лица, дует в нее, но звука нет. Я знаю, что это такое. Ультразвуковой свисток.

«Мя-а! Мя-а!» – навстречу женщине бежит очень красивая кошка, подняв хвост трубой. Женщина наклоняется, подбирает кошку и вместе с нею смещается вбок, исчезая буквально на глазах.

Записи с камер Йен дополнил отчетами патологоанатома, экспертизой оружия и всем прочим необходимым. Все это доказывало: Радха приехала, когда Джордж Макконахью и вся его семья, включая детей, были мертвы самое малое полчаса. Их убили люди, прикинувшиеся рабочими-упаковщиками. Убили и остались в доме, они что-то искали. А Радха вошла в дом, имея самый безобидный вид, обезоружила одного из убийц и застрелила обоих. Когда она приехала, свет на первом этаже был потушен; уходя, она оставила включенные лампы и распахнутую настежь входную дверь, что должно было привлечь внимание соседей.

И вдруг, в дополнение, длинная запись. Уличные камеры в Пиблс. Хорошо одетая женщина ведет по мостовой двух собак. Собак я знаю – они теперь живут в вольере рядом с Василисой. Но в этой записи они восторженно прыгают вокруг женщины. Встают на задние лапки, виляют хвостами. Она берет их домой из приюта – и они радуются, что у них будет дом.

Они еще не знают, какие муки придется претерпеть, чтобы обрести наконец свой дом. У меня.

Путь женщине преграждает большая лужа. Собаки не хотят идти в нее. Тогда она снимает туфли – одну за другой – и бросает их через лужу. Нет, собаки все равно не хотят. Она наклоняется, подхватывает обеих собак и босиком идет через лужу, морщась и смешливо вскрикивая. А собаки с двух сторон лижут ей лицо. На другом «берегу» она отпускает собак, выпрямляется, и я вижу ее без притворной маски. У нее гладкая кожа, и возраст выдает только взгляд.

Ей лет сорок, если не больше.

Она очень несчастный человек.

Но теперь я понимаю, что она не убивала детей Джорджа Макконахью. Она отомстила за их смерть. И в злоключениях собак она не виновата. Наверное, я слишком хорошо думала о Мигеле Баше, потому что эта женщина над животными не издевалась.

И кошка Макконахью, которую так и не нашли, небось живет у нее дома. Питается лучшим кормом, спит на шелковой подушке, играет в мышей-роботов и точит когти об лоскут натуральной дерюги.

Интересный оборот. Он ни капельки не расположил меня к Радхе Шетти. Но, пожалуй, новые данные убрали из ее образа черты, лишавшие ее права быть человеком. Теперь же я видела опасного, жестокого врага – но при этом достаточно понятного, обычного, у которого есть свои уязвимые места и свои сильные стороны.

Я трижды пересмотрела ролик, на котором Радха Шетти переносила собак через лужу. Я сама не понимала, что пытаюсь увидеть в нем. Потом я покадрово изучила ролик, на котором она подзывает кошку. Лицо гладкое, без эмоций. Но жест, которым она прижала зверька к груди, выдавал горе. Я набрала номер Йена:

– Йен, по всей видимости, она была близка с семьей убитого. И никоим образом не желала ему смерти. А вот Мишеля Баша убила она.

– Ну вот я тоже пришел к тем же выводам.

– И что в них парадоксального?

– То, что она фактически наш нелегальный союзник. Точно такой, каким был Пол Даймон.

– Могу тебя обрадовать: это его ученица. И зовут ее Радха Шетти.

– Я уже в курсе, – меланхолично заметил Йен. – Ко мне заехал погостить наш общий знакомый…

– Павлов, что ли?

– А он тоже тут? – удивился Йен. – Нет. Хуан Антонио. Помнишь такого?

Я засмеялась.

– Он закончил Джорджию. Шел на первый класс, но перетрудился, сорвался и в результате сдал только на третий. Теперь ищет практику на полгодика, чтобы пересдать хотя бы на второй. За этим ко мне и приехал. Ну а какую практику я могу предложить ему в Эдинбурге? Здесь ловить нечего. Но зато он мне провел поиск по изображению, и теперь я знаю кучу псевдонимов этой кобры. Все, кроме одного, снабжены отличной легендой. И только одно досье закрыто. Я решил, что оно-то и есть истинное. Ты подтвердила.

– Йен, а Хуан Антонио уже уехал?

– Да куда он поедет… Прислать его к тебе? Ты, кстати, вполне можешь предложить ему практику – на Сонно, например.

– О том и подумала. Можешь намекнуть ему.

– Жди. Он будет у тебя через час.

Отлично, решила я. У Мастера Вэня будет помощник. И мне не нужно думать, как добраться до Василия Князева, который задней левой мог бы выполнить чисто математическую часть моей задачи. Хуан Антонио справится ничуть не хуже.

Что-то меня беспокоило, но я никак не могла уловить, что именно. Взгляд блуждал по рабочему столу. Машинально я налепила еще некоторое количество фальшивых камушков и даже знала, что с ними сделаю: а в саду раскидаю. Демонстративно. Если кто-то наблюдает за поместьем, пусть видит, что я разбрасываю камни. Пусть гадает, какой из них хранит в себе ценный секрет. Пусть еще покопается в цветочных горшках, внезапно замульчированных гравием. Пусть-пусть.